где то неразборчив то разборчив
почерк облетевшего подлеска
память обретающая точность
и душа теряющая резкость
в темных коридорах снегопада
встретятся под лампой снегиря
чтоб до тишины без пересадок
по пластам циркадного огня
сцепленных с зубчатым устьем Ички
ехать параллельно линии судьбы
ходит осень в кроссовках плохой философии
по электричке
грибников не нашедших грибы
будто знакомый профиль
у того из них кого «Лиза Алерт» не найдет
впрочем опять щурится и плывет
и не дает произойти катастрофе
Наталья Явлюхина.
где то неразборчив то разборчив
почерк облетевшего подлеска
память обретающая точность
и душа теряющая резкость
в темных коридорах снегопада
встретятся под лампой снегиря
чтоб до тишины без пересадок
по пластам циркадного огня
сцепленных с зубчатым устьем Ички
ехать параллельно линии судьбы
ходит осень в кроссовках плохой философии
по электричке
грибников не нашедших грибы
будто знакомый профиль
у того из них кого «Лиза Алерт» не найдет
впрочем опять щурится и плывет
и не дает произойти катастрофе
Наталья Явлюхина.
Снег, словно обрывки забытых писем, оседает на ветвях, приглушая звуки мира. Почерк времени, неровный и непредсказуемый, то четко выводит контуры прошлого, то расплывается в тумане неопределенности. Память, подобно опытному реставратору, постепенно восстанавливает утраченные детали, возвращая им первозданную ясность, тогда как душа, напротив, смягчается, теряя былую остроту и категоричность. Этот процесс трансформации происходит в лабиринтах метели, где реальность становится призрачной, а время – текучим.
Под тусклым светом одинокой лампы, где-то на окраине этого заснеженного царства, словно маяк в бушующем море, ожидают снегири. Их яркие грудки – предвестники надежды, символы жизни, пробивающейся сквозь холод. Они – спутники тех, кто отправился в путь без четкого маршрута, кто ищет нечто неуловимое в этой белой мгле. Путь их лежит к тишине, к состоянию полного покоя, где нет суеты и суетных пересадок, где каждый шаг – это движение по вечным законам бытия.
Циркадный огонь, пульсирующий в ритме дня и ночи, становится ориентиром в этом путешествии. Он сцеплен с острыми, словно клыки хищника, зубчатыми устьями рек, где природные силы сплетаются в единый узор. Это движение, параллельное линии судьбы, – не выбор, а скорее неизбежность, предопределенный ход событий, который невозможно изменить, лишь прожить.
Осень, одетая в поношенные кроссовки, пропитанные отголосками ошибочных суждений, движется по привычным маршрутам. Ее путь пролегает через пригородные электрички, где воздух наполнен запахом сырой земли и легкой грустью. Она встречает грибников, чьи корзины пусты, чьи надежды разбились о равнодушие леса. Эти люди, заблудившиеся в своих поисках, словно герои забытых историй, не нашли того, что искали.
В одном из них, чье лицо едва различимо в полумраке вагона, можно угадать знакомый профиль. Это тот, кого «Лиза Алерт», организация, занимающаяся поиском пропавших, не сможет найти. Возможно, он уже растворился в этой осени, стал ее частью, слился с ее меланхоличной красотой. Его исчезновение – не трагедия, а скорее естественное завершение пути, переход в иное состояние бытия.
И все же, несмотря на эту предрешенность, на эту тихую обреченность, в глазах этого человека мелькает искорка. Она щурится, словно пытаясь разглядеть что-то сквозь пелену времени, и плывет, унося с собой последние остатки былой решимости. Это не сопротивление, а скорее смирение, принятие неизбежного. И это внутреннее течение, эта мягкость, не дает произойти настоящей катастрофе, не позволяет отчаянию поглотить остатки смысла. Это тонкая грань между забвением и присутствием, между потерей и обретением.
Наталья Явлюхина.