ФАЭТОНЩИК

На высоком перевале
В мусульманской стороне
Мы со смертью пировали —
Было страшно, как во сне.

Нам попался фаэтонщик,
Пропеченный, как изюм,
Словно дьявола погонщик,
Односложен и угрюм.

То гортанный крик араба,
То бессмысленное «цо», —
Словно розу или жабу,
Он берег свое лицо:

Под кожевенною маской
Скрыв ужасные черты,
Он куда-то гнал коляску
До последней хрипоты.

И пошли толчки, разгоны,
И не слезть было с горы —
Закружились фаэтоны,
Постоялые дворы…

Я очнулся: стой, приятель!
Я припомнил — черт возьми!
Это чумный председатель
Заблудился с лошадьми!

Он безносой канителью
Правит, душу веселя,
Чтоб вертелась каруселью
Кисло-сладкая земля…

Так, в Нагорном Карабахе,
В хищном городе Шуше
Я изведал эти страхи,
Соприродные душе.

Сорок тысяч мертвых окон
Там видны со всех сторон
И труда бездушный кокон
На горах похоронен.

И бесстыдно розовеют
Обнаженные дома,
А над ними неба мреет
Темно-синяя чума.

Этот образ, запечатленный в стихах, — не просто зарисовка из путешествия, а глубокое погружение в атмосферу опустошения и отчаяния. Город Шуша, некогда жемчужина Карабаха, предстает здесь как место, где жизнь угасла, оставив лишь призрачные отголоски былого. «Сорок тысяч мертвых окон» — это не метафора, а, возможно, реальное наблюдение поэта, отражающее масштаб разрушения и запустения. Каждое такое окно — это застывший взгляд в прошлое, замершая история, немые свидетели трагедий.

«Труда бездушный кокон» — еще один мощный образ, символизирующий бессмысленность и тщетность усилий, оставшихся после того, как жизнь покинула эти стены. Это не просто покинутые здания, а памятники ушедшей эпохи, где когда-то кипела жизнь, рождались и умирали люди, строились планы. Теперь же все это погребено под пеплом забвения, словно кокон, из которого никто не вылупится.

«Бесстыдно розовеют обнаженные дома» — эта строка вызывает особую тревогу. Розовый цвет, обычно ассоциирующийся с нежностью и жизнью, здесь приобретает зловещий оттенок. Он подчеркивает уязвимость и беззащитность разрушенных строений, их обнаженность перед стихией и временем. Это как раны на теле города, которые не хотят заживать.

А над всем этим «неба мреет темно-синяя чума». Небо, которое должно быть источником света и надежды, здесь окрашено в цвет болезни и смерти. «Темно-синяя чума» — это не просто цвет, это ощущение всеобъемлющего зла, которое окутало этот край, пропитало его, словно зараза. Это символ неотвратимости судьбы, рока, который навис над этими землями.

Фаэтонщик, этот угрюмый проводник по миру смерти, становится олицетворением самой этой чумы. Его «кожевенная маска» скрывает не столько физические, сколько духовные уродства, порожденные страданиями и потерями. Он сам — часть этого мертвого мира, безжалостный и опустошенный. Его «безносая канитель» — это бессмысленное движение, круговорот страданий, который не ведет никуда, кроме как к дальнейшему разрушению.

Вся картина, нарисованная Мандельштамом, — это не просто описание конкретного места, а универсальное размышление о хрупкости человеческой цивилизации, о том, как быстро может исчезнуть привычный мир, оставив после себя лишь руины и болезненные воспоминания. Это стихи, которые заставляют задуматься о ценности каждого мгновения жизни и о том, как важно беречь то, что имеем, пока оно не стало «мертвым окном» в прошлое.

Осип Мандельштам.