Трагедия Варвика: спасение и гибель младенца

И снова крик слабеющий, дрожащий,
И близко челнока…
Вдруг в высоте рог месяца блестящий
Прорезал облака;

И с яркими слиялася лучами,
Как дым прозрачный, мгла,
Зрят на скале дитя между волнами;
И тонет уж скала.

Скала, как призрак, таяла в пучине,
Словно в объятьях вод морских,
А над ней, в неистовой кручине,
Сиротливо мерцал рог месяца, пронзая мрак ночной.
Лунный свет, тонкий, как нить паутины,
Струился вниз, освещая сцену рока,
Где на безлюдном, грозном утесе,
Маленькое дитя, обреченное на погибель,
Стояло, словно ангел, забытый богами,
На грани бездны, в плену стихии.

Пловец гребет; челнок летит стрелою;
В смятении Варвик;
И озарен младенца лик луною;
И страшно бледен лик.

Гребец, чьи руки, закаленные трудом,
С упорством впивались в воду,
Старался догнать ускользающий момент,
Успеть спасти невинную душу.
Его челнок, легкий и стремительный,
Разрезал волны, словно стрела,
Подобно птице, несущейся к своей цели.
Но в душе Варвика, охваченного ужасом,
Царило смятение, страх и отчаяние.
Он видел младенца, чье личико,
Нежное и беззащитное,
Было освещено бледным светом луны,
Придавая ему призрачный, неземной вид.
И этот вид, столь прекрасный и хрупкий,
Вызывал лишь ужас, подчеркивая
Неотвратимость грядущей беды.
Бледность, сковавшая лицо младенца,
Была предвестником смерти,
Холодной и безжалостной.

Варвик дрожит — и руку, страха полный,
К младенцу протянул —
И, со скалы спрыгнув младенец в волны,
К его руке прильнул.

Рука Варвика, испуганная, но полная решимости,
Протянулась к ребенку,
Словно мост между жизнью и смертью,
Между спасением и гибелью.
Он хотел удержать, остановить,
Предотвратить роковое падение.
Но судьба, жестокая и неумолимая,
Решила иначе.
В тот самый миг, когда рука почти коснулась,
Младенец, словно повинуясь неведомой силе,
Соскользнул со скалы,
И бросился в бездну морскую,
Прямо к руке своего спасителя.
Его маленькое тело, невесомое,
Прижалось к руке, ищущей опоры,
Ища защиты в объятиях человека.

И вмиг… дитя, челнок, пловец незримы;
В руках его мертвец:
Эдвинов труп, холодный, недвижимый,
Тяжелый, как свинец.

И в тот же миг, когда они слились,
Произошло нечто необъяснимое,
Невероятное, ужасающее.
Дитя, челнок, пловец – все исчезло,
Растворилось в бездне,
Словно их никогда и не было.
Остался лишь Варвик,
Один, в пучине вод,
С мертвым телом в руках.
Это был Эдвин,
Холодный, безжизненный,
Неподвижный, словно изваяние.
Его тело, тяжелое, как свинец,
Давило на Варвика,
Символизируя тяжесть вины,
Которую ему предстояло нести.
Это было не спасение, а обретение
Смерти, принесенной в дар.

Утихло все — и небеса и волны:
Исчез в водах Варвик;
Лишь слышали одни брега безмолвны
Убийцы страшный крик.

Стихия успокоилась, словно удовлетворенная
Своей кровавой жатвой.
Небеса и волны затихли,
Поглотив все следы трагедии.
Варвик, вместе со своей ношей,
Исчез в глубинах,
Оставив после себя лишь пустоту.
Лишь безмолвные берега,
Свидетели немого ужаса,
Услышали отголосок
Последнего, страшного крика
Убийцы, чья душа
Была навеки отмечена
Этим чудовищным деянием.
Крик, полный отчаяния, раскаяния
И осознания своей вины,
Разнесся над водой,
Навеки запечатлевшись
В памяти природы.

Василий Жуковский.