ЭСКИЗ О БЫВШИХ МЕДВЕДЯХ

(неокончено)

чем занимаются бывшие медведи?

ну, они смотрят на видеокассете,
как нерестится лосось

утро — это поцелуй генерала, — говорит
один, что помладше, другому.

Они сидят в креслах, обтянутых потертой кожей,
в полумраке комнаты, где пахнет пылью и старыми книгами.
Экран телевизора, тусклый, как забытое воспоминание,
отбрасывает мерцающий свет на их массивные, но уже не такие сильные фигуры.
Лохматые брови нависают над глазами, в которых нет прежнего дикого блеска.
Они смотрят на эти кадры, где серебристые тела рыб
бьются о пороги, где река бурлит от жизни,
где сам инстинкт, древний и неукротимый,
ведет их к роковому, но неизбежному финалу.
И каждому из них, сидящих здесь,
видится своя река, свой берег, свой нерест.
Тот, что постарше, с сединой на морде,
вспоминает, как сам, еще молодым и сильным,
одолевал самые быстрые потоки, как чувство голода
было единственным законом, а успех – единственной наградой.
Его сородич, тот, что помладше,
с еще не стертой хищностью во взгляде,
вдруг прерывает это молчание,
произнося слова, кажущиеся неуместными в этом царстве
ушедшей силы: «утро — это поцелуй генерала».
Может быть, он имеет в виду
холодный, резкий воздух, который бодрит,
или ощущение пробуждения, когда мир кажется
бесконечным и полным возможностей.
Или, быть может, это отсылка к какому-то
давно забытому приключению, к какой-то
нелепой, но яркой встрече.

Иногда они ходят по старой памяти —
Полежать в норе; но уже не то.
Не та тишина, не та глубина,
не то ощущение покоя, что наступал
перед долгой зимней спячкой.
Их норы теперь – это диваны,
их зимний сон – это долгие часы
перед телевизором, где мелькают
чужие жизни, чужие пейзажи.
Они пытаются вспомнить запах сырой земли,
шелест листвы под лапами,
ощущение холода, пробирающего до костей,
и предвкушение весны, которая пробудит
их к новой жизни, к новому охотничьему сезону.
Но память – коварная штука.
Она подменяет реальность образами,
звуками, запахами, которые уже не вернуть.
Они лежат на мягких подушках,
слушают шум машин за окном,
и видят перед собой не дремучий лес,
а городские улицы, где нет ни лосося, ни дичи.
Иногда они пытаются встать, пройтись,
поскрести стены, как делали раньше,
но стены эти – из гипсокартона,
и никакого удовлетворения от этого нет.
Они – бывшие медведи,
живущие в мире, который не приспособлен
для их величия, для их силы.
Их царство – это прошлое,
их настоящее – это лишь эхо былой славы,
отраженное в тусклом экране
старой видеокассеты.

Илья Дик.