ЁЛКА

В самых лучших моих пятнадцати снах —
предметы и расположения, и нет людей.
В четырёх самых лучших
из лучших пятнадцати снов
нет людей, но люди вот-вот придут.
Я хочу рассказать о ёлке,
об ожиданьи гостей.
И о том, как в венгерской лаковой стенке
фужеры и их отражения
гостей заснеженных ждут.

Стенка эта, помнится, была глубокого, почти черного лакового цвета, с изящным, едва заметным узором, напоминающим морозные узоры на оконном стекле. В её стеклянных дверцах, за которыми выстроились в ряд хрустальные фужеры, отражался мерцающий свет гирлянд. Каждый бокал, словно маленькое зеркало, ловил и множил блеск, создавая иллюзию бесконечного праздничного пространства. Эти фужеры, тонкие и изящные, были приготовлены для тех, кто должен был скоро появиться, для гостей, чьи голоса ещё не нарушили тишину, но чьё приближение ощущалось как лёгкое дрожание воздуха. Они ждали, эти фужеры, наполненные невидимым предвкушением, как будто сами были частью этого ожидания, застывшие в своём стеклянном молчании.

Что такое в огромном салатнике синем
искрится недоразмешанное?
Это снег, холодец, брусника, лимон,
сны, шампанское, хвоя.
В этом синем, глубоком салатнике, словно в чаше предсказаний, смешались самые неожиданные ингредиенты. Белые хлопья снега, символизирующие чистоту и свежесть, переплетались с прозрачным, дрожащим холодцом, который обещал сытость и уют. Яркие, кисловатые ягоды брусники, словно маленькие рубины, добавляли остроты и цвета, а тонкие ломтики лимона – освежающую нотку. Но это были не просто продукты. Здесь были и сны, самые сокровенные, ещё не оформившиеся полностью, и игристое шампанское, предвещающее праздничное настроение и лёгкое опьянение. И, конечно, хвоя – ароматный, смолистый дух ёлки, проникающий во все уголки дома, создавая неповторимую атмосферу. Всё это, недоразмешанное, искрилось, создавая завораживающую картину, полную тайн и предвкушений.

Гости сидят за столом, смеются,
но остаются заснеженными.
Их смех звучит, но он как будто приглушён, словно доносится издалека, сквозь толщу снега. Они улыбаются, их лица освещены тёплым светом, но что-то в них остаётся холодным, отстранённым. Они словно окутаны невидимым покровом, который не позволяет им полностью слиться с окружающей реальностью, с теплотой этого дома. Возможно, это отражение тех самых снов, которые присутствуют в салатнике – они реальны, но в то же время эфемерны, ускользают от полного понимания. Гости, несмотря на своё присутствие, остаются немного чужими, словно пришли из другого мира, где царят свои, непонятные законы.

Надоест и уйдешь, уснёшь,
Но во внутреннем сне
снова ёлка стенка
хвоя брусника снег
и стучатся в стекло
те же самые трое.
И когда реальность начинает давить, когда усталость берёт своё, и ты уходишь в сон, этот образ не исчезает. Он лишь переносится в более глубокие, сокровенные слои сознания. В этом внутреннем сне, где нет границ между реальностью и фантазией, снова появляется ёлка, её аромат наполняет пространство. Снова видна венгерская лаковая стенка с отражающимися в ней фужерами, готовыми принять невидимых гостей. И снова в салатнике смешиваются снег, хвоя, брусника, напоминая о неуловимой сути этого праздника. И тогда, когда кажется, что всё уже позади, что сон вот-вот рассеется, слышится тихий, настойчивый стук в стекло. Те же самые трое, кто ждал в твоих пятнадцати лучших снах, кто должен был прийти, кто так и остался заснеженным, снова стучатся, напоминая о своём присутствии, о вечном ожидании, о неразгаданной тайне.

Владимир Навроцкий.