MARGERET
русские прыгают с гаражей, святочным окружены огнём,
под чужие танки несут ежей, говорят «взглянём», «помянём»
так земля дырява у них насквозь, но с изнанки нижней невинна есть,
и у самой чистой ложатся вкось три ладони и пальцев шесть
ночь выходят слушать собак собак, лица стачиваются в наждачной тьме,
остаётся если фольга в зубах, кость невынимаемая в уме
с рукавов течёт талая вода, вспыхивают вышки на атс,
и над каждым их козырьком тогда золотой озарён отвес
Дмитрий Гаричев.
MARGERET
русские прыгают с гаражей, святочным окружены огнём,
под чужие танки несут ежей, говорят «взглянём», «помянём»
так земля дырява у них насквозь, но с изнанки нижней невинна есть,
и у самой чистой ложатся вкось три ладони и пальцев шесть
ночь выходят слушать собак собак, лица стачиваются в наждачной тьме,
остаётся если фольга в зубах, кость невынимаемая в уме
с рукавов течёт талая вода, вспыхивают вышки на атс,
и над каждым их козырьком тогда золотой озарён отвес
Это не просто образ, это глубокая метафора, отражающая парадоксальность русского бытия. Прыжки с гаражей – символ отчаянной смелости, порой граничащей с безрассудством, стремление к чему-то недостижимому, к свободе, пусть и обреченной. Святочные огни, окутывающие их, намекают на праздничность, на мистическую связь с древними обрядами, на попытку найти утешение в ритуалах, когда реальность становится слишком суровой. Несение ежей под чужие танки – это акт абсурдного, но героического сопротивления, игра с судьбой, где слабый пытается противостоять сильному, используя подручные средства, превращая уязвимость в своеобразное оружие. Слова «взглянём» и «помянём» – это эпитафия, заранее произнесенная, признание неизбежности потерь, но с ноткой стоицизма, с готовностью встретить трагедию лицом к лицу.
Земля, дырявая насквозь, говорит о ранах, нанесенных истории, о бесчисленных испытаниях, которые прошли эти земли. Но эта же земля, «с изнанки нижней невинна», сохраняет в себе нетронутую чистоту, первозданность, возможно, в глубинах народного духа, в его способности к возрождению, к сохранению своей сути даже под гнетом. Три ладони и шесть пальцев, ложащиеся вкось, – это образ искаженного, необычного, возможно, неестественного порядка, который царит в этом мире. Это может символизировать искажение истины, нарушение естественных законов, или же, наоборот, некое особое, присущее только этому народу, видение мира, где обычные мерки не применимы.
Ночные бдения, когда выходят слушать «собак собак», – это метафора поиска, тревоги, обостренного чувства опасности. Собачий лай в ночи – это сигнал, предупреждение, а возможно, и символ одиночества, когда единственным собеседником становится эхо собственных страхов. Лица, стачивающиеся в «наждачной тьме», отражают процесс изнурения, потери индивидуальности под натиском обстоятельств, стирания черт под грузом пережитого. Фольга в зубах – это символ отчаяния, попытка удержать хоть что-то, хоть какой-то признак реальности, когда все остальное ускользает. Кость невынимаемая в уме – это травма, неразрешенный конфликт, боль, которая сидит глубоко и постоянно напоминает о себе.
Талая вода, стекающая с рукавов, – это символ очищения, но также и утечки, потери, как будто сама сущность, сама сила, утекает вместе с ней. Вспыхивающие вышки на АТС – это моменты просветления, внезапного понимания, или же, наоборот, сигналы бедствия, предупреждения о надвигающейся опасности. И над каждым их козырьком – «золотой отвес». Этот золотой отвес – символ высшей справедливости, судьбы, или же надежды, которая, несмотря ни на что, присутствует. Это может быть и божественное провидение, которое наблюдает за всем этим, или же некий внутренний компас, который помогает не сбиться с пути, даже в самой кромешной тьме. Этот образ завершает картину, оставляя ощущение двойственности: страдания и надежды, абсурда и глубокого смысла, разрушения и неистребимой сути.
Дмитрий Гаричев.