Цветы не пахнут
Цветы не пахнут. Их воздушные корни чудовищны и выделяют слизь. Они крепятся к предмету любви, с хищными лицами. Щупальца поблескивают в темноте. Или сон оставит записку: «Цветы не спят, но им снятся львы».
Сумерки копились весь день. Была ночь и ночь, а между ними дня не было. И вечер стал разрешением. Упало все что должно упасть. Случившееся случилось, и тревога ушла. Фонари зажгли.
Александра Цибуля.
Цветы не пахнут. Их аромат, если он вообще существует, настолько тонок и призрачен, что воспринимается скорее как намек, как ускользающее воспоминание о чем-то давно утраченном. Не сладкое благоухание роз, не терпкая свежесть сирени – ничего из того, что мы привыкли ожидать от цветочного мира. Вместо этого, их воздушные корни, похожие на спутанные клубки тончайших нитей, чудовищны в своей неземной природе. Они не впитывают влагу из почвы, а словно втягивают ее из самого воздуха, из окружающего пространства, становясь частью этой странной, пульсирующей жизни. И выделяют слизь – вязкую, прохладную субстанцию, которая, возможно, служит им пищей, или же является побочным продуктом их метаболизма, окрашенным в оттенки ночи.
Они крепятся к предмету любви. Не к земле, не к стволу дерева, а к чему-то, что вызывает в них отклик, что является фокусом их странного, нечеловеческого влечения. Это может быть статуя, забытая в саду, или камень, омытый волнами, или даже спящий человек, чья аура притягивает их. И на этих корнях, там, где они касаются объекта своей привязанности, распускаются хищные лица. Не черты лица в привычном понимании, а скорее узоры, напоминающие оскаленные пасти, о глазницах, в которых мерцает холодный огонь, о тонких, острых лепестках, что готовы сомкнуться. Эти лица не выражают эмоций, но в них читается неутолимая жажда, первобытный инстинкт.
Щупальца, длинные и гибкие, отходят от этих лиц, поблескивают в темноте. Они подвижны, словно змеи, ищущие свою жертву. Их поверхность покрыта мелкими присосками или шипами, которые позволяют им цепляться за все, к чему они прикасаются. В их медленных, грациозных движениях ощущается скрытая сила, угроза. Они могут обвиваться вокруг ветвей, скользить по камням, или даже осторожно касаться кожи. Это не просто придатки, а продолжение их воли, их разума, если можно так назвать этот неведомый импульс, движущий ими.
Или сон оставит записку: «Цветы не спят, но им снятся львы». Эта фраза, словно из другого мира, проникает в сознание, оставляя после себя легкое недоумение и холодок. Если цветы не спят, то что же они делают? Они бодрствуют, наблюдают, впитывают. Но их бодрствование не похоже на наше. Оно лишено усталости, лишено покоя. А сны… сны о львах. Лев – символ силы, хищности, дикой, необузданной природы. Возможно, в своих снах эти странные существа обретают ту полноту бытия, которой им так не хватает в реальности. Возможно, именно в снах они чувствуют себя живыми, настоящими хищниками, а не бледными тенями.
Сумерки копились весь день. Не постепенное угасание света, а скорее накопление чего-то плотного, тяжелого, что давило на мир. Это было не просто время суток, а состояние атмосферы, состояние души. Воздух становился гуще, цвета тускнели, звуки приглушались. Казалось, сам мир замедлил свое течение, затаился в ожидании.
Была ночь и ночь, а между ними дня не было. Это была бесконечная ночь, повторяющаяся, сменяющая одна другую, без просвета, без надежды на рассвет. Время растянулось, потеряло свои ориентиры. Казалось, что этот период тьмы будет длиться вечно, поглощая все вокруг.
И вечер стал разрешением. Не просто переход от дня к ночи, а акт освобождения, точка, когда накопленное напряжение нашло свой выход. Это было как глубокий вздох после долгого задержания дыхания, как освобождение от бремени.
Упало все что должно упасть. Не только физические объекты, но и иллюзии, страхи, ожидания. Все, что держалось на хрупкой опоре, все, что было обречено на разрушение, наконец-то свершилось. Это был акт очищения, неизбежный и необходимый.
Случившееся случилось, и тревога ушла. Принятие произошедшего, каким бы оно ни было, принесло покой. Тревога, этот постоянный спутник неизвестности, растворилась в воздухе, оставив после себя лишь тишину и опустошенность.
Фонари зажгли. Не как символ возвращения к нормальной жизни, а скорее как маяки в новой, изменившейся реальности. Их свет, слабый и мерцающий, освещал путь в неизведанное, давая надежду на то, что даже после самой темной ночи приходит утро, пусть и другое, не похожее на прежнее.
Александра Цибуля.