BAUDELAIRE À MIDI

Северное солнце — то, что с севера летит без тени. Его холодное, пронзительное сияние, лишенное теплоты, словно отражает суровую реальность, не приукрашивая ее. Южное смотрит в затылок одновременно, но позже. Это южное солнце, более знойное и настойчивое, преследует, словно навязчивая мысль, оставляя после себя ощущение усталости и выжженности. Восходит солнце с востока, а на западе тоже есть, но смотрит в свое отражение. Восточное солнце — символ начала, свежести и надежды, тогда как западное, угасающее, погружено в самоанализ, в воспоминания и рефлексию. И, найдя себя среди четырех солнц, Александр, мы услышали едва внятный свет листвы над камнем, но зноя больше, чем надо. Этот свет, этот шелест листвы, казалось, был последним отголоском жизни, заглушенным всепоглощающей жарой, символом тщетности усилий перед лицом неизбежности.

Никакой листвы — две тени, твоя, моя, камень на камне, билеты метро, две гальки, пластиковый пакет, в котором, сквозь пятьсот отражений все то же лицо, все то же, что значит это лицо, Александр? Что нам до него, но что-то, что вынудило наклониться, и ты сказал, жаль, очень жаль. Эти детали — билеты метро, гальки, пластиковый пакет — становятся символами обыденности, повседневной суеты, которая, несмотря на свою незначительность, несет в себе отпечаток нашего существования. Лицо, повторяющееся в бесчисленных отражениях, становится обезличенным, теряет свою индивидуальность, превращаясь в абстрактный образ, вызывающий лишь меланхолию и недоумение. Это чувство растерянности, когда реальность кажется сюрреалистичной, а смысл ускользает.

Что он лег под телами, которых не знал, возможно и знал, но какое ему, в сущности, дело? Я ответил, — Саша, надо двигаться дальше. Кладбище непомерно, мы не успеем найти ни вина, места, где смогли бы подумать и о могиле и об имени, т.е. о Шарле Бодлере, о котором вспомнили на кладбище Монпарнаса, в майский полдень. Случайно. Эта фраза, обращенная к Александру, подчеркивает нежелание застревать в прошлом, в скорби, в размышлениях о смерти. Кладбище, как метафора, становится не просто местом упокоения, но и символом бремени прошлого, которое необходимо оставить позади. Необходимость двигаться дальше, искать убежище в вине и месте для размышлений, где можно было бы осмыслить не только смерть, но и саму жизнь, ее быстротечность. Вспоминая Шарля Бодлера, поэта, чья жизнь была полна страданий и поиска красоты в обыденном, случайное воспоминание на кладбище Монпарнаса в майский полдень приобретает особую глубину, становясь не просто встречей с именем, но с его наследием, с его духом, который продолжает жить в словах и мыслях. Этот полдень, наполненный жаром и отблесками солнца, становится моментом прозрения, когда эфемерное и вечное сливаются воедино, оставляя после себя горько-сладкое послевкусие.

Аркадий Драгомощенко.