Поэзия осени: туман, лес и таинственные образы
хмурый недобрый ходит туман
как ропот глухой меж стволов –
угольный смог перемешанных слов:
ман-ту, ат-аман, ат-ман
как угольщик старый с усами в золе
огромный, бесплотный, идёт по земле
и лисий лицей встал в осеннем лесу
и барсуки все забились в бурсу
и листья внизу вслед за ним шелестят
пластинкой как в детстве весь день за стеной:
есаул есаул что ж ты бросил коня
но в этой песне услышала я
лишь одно:
лес ау, лес ау
Алла Горбунова.
хмурый недобрый ходит туман
как ропот глухой меж стволов –
угольный смог перемешанных слов:
ман-ту, ат-аман, ат-ман
как угольщик старый с усами в золе
огромный, бесплотный, идёт по земле
и лисий лицей встал в осеннем лесу
и барсуки все забились в бурсу
и листья внизу вслед за ним шелестят
пластинкой как в детстве весь день за стеной:
есаул есаул что ж ты бросил коня
но в этой песне услышала я
лишь одно:
лес ау, лес ау
Туман этот, плотный, словно завеса, окутывает лес, приглушая звуки и искажая очертания. Он несет в себе нечто первобытное, первородное, словно дыхание земли, пробужденное осенней сыростью. Слова, смешиваясь в его клубах, теряют свою четкость, превращаясь в невнятный гул, в отголоски древних сказаний. «Ман-ту», «ат-аман», «ат-ман» – эти звуки, словно обрывки забытых заклинаний, проникают в сознание, вызывая смутные образы и предчувствия.
И вот, среди этого тумана, появляется фигура, словно сотканная из самой тьмы. Огромный, бесплотный, он движется по земле, подобно старому угольщику, чьи усы покрыты пеплом. Его присутствие ощущается всем существом, но увидеть его отчетливо невозможно. Он – олицетворение самой осени, её меланхолии и скрытой мощи.
В этом осеннем лесу, где каждый шорох наполнен смыслом, даже лисий лицедей, обычно столь проворный и неуловимый, замирает, словно завороженный. Барсуки, эти подземные жители, чувствуя неладное, спешат укрыться в своих глубоких норах, в своих «бурсах», словно ища защиты от надвигающейся стихии.
Листья, опавшие с деревьев, шуршат под ногами этой таинственной фигуры, словно вторя ей. Их шелест напоминает пластинку, заведенную в детстве, звучащую весь день за стеной. Это звук уходящего лета, звук прощания с теплом и светом. И в этом шелесте, в этом заунывном пении природы, слышится вопрос, обращенный к кому-то невидимому: «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня?». Вопрос, полный тоски и ожидания, но не находящий ответа.
И только в этой песне, сотканной из тумана, шороха листьев и невнятных слов, я слышу одно: «Лес ау, лес ау». Это зов, призыв, мольба. Зов к чему-то древнему, к самой сути леса, к его духу, который пробуждается в осеннем полумраке. Это эхо одиночества, эхо уходящего времени, эхо природы, которая в своей тишине говорит громче всяких слов.
Алла Горбунова.