Стихотворение о крысе
Избавились от крысы, что жила
в оранжевом контейнере для стружек.
Когда сквозь двор наутро я прошла,
она лежала посредине лужи.
Фонарь ещё горел, шумел бамбук –
там снова начинался дождик серый,
чтоб в луже рисовать за кругом круг
с упорством переростка-пионера.
И лужа, что была её прудом
и зеркалом, в которое взирала
и где лежала мёртвая потом,
в то утро ничего не отражала.
Уже, подруга, ты не будешь впредь
делить углы двора, как биссектриса.
Что тут сказать? Что ты страшна, как смерть?
Что шерсть твоя от ветра серебрится?
Катя Капович.
Избавились от крысы, что жила
в оранжевом контейнере для стружек.
Когда сквозь двор наутро я прошла,
она лежала посредине лужи.
Фонарь ещё горел, шумел бамбук –
там снова начинался дождик серый,
чтоб в луже рисовать за кругом круг
с упорством переростка-пионера.
И лужа, что была её прудом
и зеркалом, в которое взирала
и где лежала мёртвая потом,
в то утро ничего не отражала.
Уже, подруга, ты не будешь впредь
делить углы двора, как биссектриса.
Что тут сказать? Что ты страшна, как смерть?
Что шерсть твоя от ветра серебрится?
Её жизнь, полная скрытности и ночных блужданий, подошла к концу. Этот оранжевый контейнер, служивший ей убежищем, стал невольной колыбелью и, в итоге, последним пристанищем. Утро, принёсшее с собой бледный свет и моросящий дождь, обнажило её бездыханное тело, брошенное на произвол стихии. Лужа, ещё недавно бывшая её тайным водоёмом, местом, где она утоляла жажду и, возможно, находила отражение своего существования, теперь стала её холодным саваном.
Каждый круг, что рисовал дождь на поверхности воды, казался метафорой неотвратимости, напоминанием о том, что даже самая скрытная жизнь рано или поздно сталкивается с реальностью. Бамбук, шелестящий под порывами ветра, словно оплакивал её, а тусклый свет уличного фонаря лишь подчеркивал меланхоличную картину. В этом утреннем пейзаже, полном влаги и тишины, не осталось места для прежней суетливой жизни, для тех быстрых, осторожных движений, которые были присущи ей.
Она была частью этого двора, невидимой, но ощутимой. Её присутствие, хоть и не всегда желанное, придавало этому месту определённую дикость, живость, которую теперь, с её уходом, сменила пустота. Углы двора, где она, возможно, искала пищу или пряталась от опасностей, теперь казались пустыми, лишенными её неуловимого следа. Как биссектриса, делящая угол пополам, она вносила в этот мир свою, пусть и незаметную, гармонию.
Что можно сказать о ней теперь? Что её облик, возможно, вызывал страх, как сама смерть, приносящая конец всему живому? Или что её шерсть, серебрившаяся на ветру, была свидетельством её стойкости, её способности выживать в суровых условиях? Теперь, когда её нет, эти вопросы кажутся риторическими. Остается лишь память о том, что даже самая маленькая и незаметная жизнь имеет свою ценность, своё место в большом мире, и её уход оставляет след, пусть и едва уловимый, в тишине утреннего двора.
Катя Капович.