ПОНЕДЕЛЬНИК, КОШАЧЬЕ ГНЁЗДЫШКО
У понедельника жабий язык
коготок кошачий в окне
солнцезащитная помада для губ с SPF15
он вынимает колечки у меня из глаз
поражает меня сомнениями, так что кресло
превращается в пресное канапе
сообщничающее с сидячим миром.
В понедельник я развешиваю мои очаровали
Ставится, выказываю немного знаков любви
мутная среди страхов,
а вдруг бы увидела я, как Тибул жонглирует на линии электропередач
или зелёный космический пёс бежит, как ни в чём не бывало, болтая по мобиле…
Эти образы, столь же нелепые, сколь и тревожные, рисуют картину внутреннего смятения. Неужели мир действительно настолько сюрреалистичен, что подобные картины становятся обыденностью? Или же это лишь плоды моего разыгравшегося воображения, порожденные усталостью и тревогой, которые так часто сопровождают начало новой недели? Понедельник, с его неизбежной рутиной и грузом прошлых выходных, словно обнажает хрупкость нашего восприятия, делая обыденное пугающим, а фантастическое – почти реальным.
К понедельнику сердце моё приуныло,
неспособное уберечь от зарастания мхом
надежду и все любови без фильтра.
Зарастание мхом – метафора забвения, увядания чувств, потери яркости и свежести. Надежда, этот тонкий росток, который мы так старательно лелеем, оказывается уязвимой перед натиском будничности. Любови, которые когда-то казались вечными и всепоглощающими, теперь предстают без фильтра, обнажая свою уязвимость, свои трещины, свои несовершенства. Они, как и надежда, рискуют покрыться серым налетом равнодушия, если не уделять им должного внимания, если не подпитывать их искренностью и открытостью. Этот понедельник не просто день календаря, это состояние души, когда привычные опоры шатаются, а мир вокруг кажется менее дружелюбным и более требовательным.
Целу́ю, пока, понедельник моих любовей,
ухожу с тростниковой удочкой
снова ловить мою душу ради этого тела людского…
И вот, перед лицом этой экзистенциальной усталости, перед этим ощущением собственной уязвимости, я прощаюсь с понедельником, с его тягостным обаянием. Прощаюсь с теми любовями, которые он так или иначе затронул, обнажил, подверг испытанию. Моя тростниковая удочка – это не просто рыбацкий снаряд, это символ моей попытки вернуть утраченное, вернуть себя. Я ухожу, чтобы вновь обрести связь с собственной душой, с тем внутренним миром, который порой теряется в суете и сомнениях, но который так необходим для того, чтобы жить полной жизнью, чтобы ценить это хрупкое «тело людское» и все, что оно собой представляет. Это уход не от мира, а скорее вглубь себя, чтобы вернуться обновленным, с новой силой и ясностью.
Диана Вальехо.
Перевод Дмитрия Кузьмина.