ПРО ЛЮБОВЬ

В четыре утра началась гроза. Такой давно не помнили:
Как будто разбилась толстая стопка тарелок,
За первой — вторая, за второй — третья, —
Целый посудный магазин. Было светло,
Несмотря на четыре утра. Было жарко. Кажется,
Проснулся весь дом. Всем домом не могли заснуть.

Сначала мы с ней шёпотом разговаривали, потом перестали.
Лежали, думали: то ли каждая о своём,
То ли обе не думали ни о чём, всё равно гроза. Поэтому,
Когда между раскатами грома она,
Положив голову ко мне на плечо, громко произнесла:
«Ночевала тучка золотая на груди утёса-великана»,

Невозможно было не рассмеяться: «Что это?»
«Лермонтов», — невозмутимо ответила она
И так же невозмутимо продолжила:
«Утром в путь она умчалась рано,
На рассвете весело играя».
«Господи, ты это про что?» — «Про любовь, конечно».

«Но ты же понимаешь, как это пошло звучит?»
«Ой, это неважно, когда про любовь.
Только я не помню, что там у них было дальше».
Я и так знаю, что обычно бывает дальше:

• сначала примитивная идеализация, когда все черты партнера кажутся совершенными, а отношения — идеальными. Это как смотреть на мир через розовые очки, где каждый взгляд, каждое слово, каждый жест наполнены особым смыслом, предвещающим вечное счастье. Мы склонны забывать о недостатках, сосредотачиваясь исключительно на достоинствах, создавая в своем воображении некий совершенный образ, который, увы, далек от реальности.
• затем примитивное обесценивание, поскольку примитивная идеализация уже невозможна, когда реальность неумолимо вторгается в этот хрупкий мир. Прозрение наступает болезненно, когда мелкие неурядицы, раздражающие привычки, несоответствие ожиданиям начинают затмевать прежнее восхищение. И вот уже вчерашний идеал становится объектом критики, разочарования, а порой и презрения. Это как внезапное падение с небес на землю, сопровождаемое острым осознанием несовершенства.
• слатшейминг и объективация одновременно, когда человек превращается в объект, лишенный собственной воли и чувств, оцениваемый по внешним параметрам или соответствию каким-то стандартам. Слатшейминг же добавляет к этому осуждение, основанное на сексуальном поведении, которое не вписывается в общепринятые рамки. Это попытка унизить, принизить, лишить достоинства, свести всю сложность человеческой личности к одному, часто негативному, аспекту.
• газлайтинг, депрессия после разрыва, травматическое письмо, когда реальность искажается, а твои собственные чувства и воспоминания подвергаются сомнению. Это медленное, но верное разрушение самооценки, заставляющее сомневаться в собственном здравомыслии. Последующая депрессия становится естественной реакцией на потерю, на разрушенные иллюзии, на пережитое унижение. Травматическое письмо же — это попытка осмыслить пережитое, выплеснуть боль и гнев на бумагу, найти утешение в словах, но часто это лишь напоминание о ранах, которые еще не зажили.
• очередное открытие собственной сексуальности, когда после болезненного опыта человек начинает заново познавать себя, свое тело, свои желания. Это может быть путь к исцелению, к обретению новой уверенности, к пониманию того, что сексуальность — это нечто большее, чем просто объект или средство манипуляции. Это исследование себя, своих потребностей, своих границ.
• затем опять примитивная идеализация нового объекта, и круг замыкается. Новая встреча, новые надежды, и снова те же розовые очки, то же стремление к совершенству, то же игнорирование подводных камней. Возможно, с каждым разом мы становимся чуть более осторожными, но фундаментальный механизм остается прежним – поиск идеала, который, как известно, существует только в мечтах.

спи уже, спи наконец, иначе срочно придётся
тебя объективировать, а это, как всем известно —

разговор уже совсем не про любовь.

Екатерина Симонова.