Поэзия Соловья: Песня Одиночества и Невысказанной Любви
Соловей сбивал себе подмостки
Из отстроганных с папиросой белых балок,
Поднимал сухою грудью,
Когда в городе встречались люди, и любимая женщина
Мужчины пыталась
Исправить у стены спину
За две холодящих минуты: «Вот он».
Соловей, неудачный строгальщик
И пильщик,
Ночью готов петь, внизу асфальт моют машины,
И соловей делает еще один перекур без какой-то особой причины.
Соловей сбивал себе подмостки
Из отстроганных с папиросой белых балок,
Поднимал сухою грудью,
Когда в городе встречались люди, и любимая женщина
Мужчины пыталась
Исправить у стены спину
За две холодящих минуты: «Вот он».
Соловей, неудачный строгальщик
И пильщик,
Ночью готов петь, внизу асфальт моют машины,
И соловей делает еще один перекур без какой-то особой причины.
Он не искал славы, не стремился к аплодисментам. Его музыка рождалась в тишине, в полумраке ночи, когда город засыпал, а его пробуждались иные, более тонкие чувства. Подмостки, которые он себе сбивал, были не из дерева, а из воспоминаний, из недосказанных слов, из образов, которые навсегда запечатлелись в его душе. Белые балки, отстроганные с папиросой, символизировали хрупкость его надежд, их недолговечность, их растворение в дыму, как и сам дым от папиросы, который поднимался к небу, унося с собой мечты.
Сухая грудь, которая поднималась, когда в городе встречались люди, и любимая женщина, была полна невысказанной боли, неразделенной любви, тоски по утраченному. Он видел их, чувствовал их счастье, их близость, и эта картина лишь усиливала его собственное одиночество. Мужчины, пытавшиеся исправить у стены спину за две холодящих минуты, символизировали ту неловкость, ту скованность, которая охватывала его, когда он оказывался в центре внимания, когда ему приходилось проявлять себя. «Вот он» – это было не признание, а скорее констатация факта, признание его существования, но без понимания его истинной сути.
Соловей, неудачный строгальщик и пильщик, не мог найти своего места в реальном мире. Его руки, предназначенные для тонкой работы, для создания красоты, были неуклюжи, его талант не находил применения. Но ночью, когда реальность отступала, когда город погружался в сон, он находил утешение в музыке. Он пел, и его песни были полны той нежности, той меланхолии, которую он не мог выразить днем. Внизу асфальт мыли машины, их шум заглушал звуки города, но не мог заглушить песню соловья. И соловей делал еще один перекур, без какой-то особой причины, просто потому, что ему хотелось продлить этот миг, этот момент уединения, этот диалог с самим собой. Его пение было не для других, а для него самого, для его души, которая искала выход, которая стремилась к свету, даже в самой глубокой тьме.
Александра Киселёва.