Всё плохо. Начинаются чудеса.

У теней заострился шарм — ещё полчаса,
И их грубые руки
Обнимут дом. Этот дом, казалось бы, ещё недавно наполненный светом и смехом, теперь окутан предчувствием чего-то неизбежного, зловещего. Тени, словно живые существа, обретают плотность, их контуры становятся чётче, а в их безмолвном приближении чувствуется угроза. Их «шарм» — это не очарование, а скорее зловещее предвкушение, притягательность чего-то тёмного и гибельного. Они тянутся к дому, к его стенам, к его уязвимым окнам, словно хищники, готовые поглотить всё, что внутри.

Неловкий дождь — играет в слепого в саду.
Не видит, как я иду. Выращивает себя
И обрывает себя,
Как мы, когда мы любим. На оконном стекле
Капли сблизились в стаю. Этот дождь — не просто атмосферное явление, а отражение внутреннего состояния. Он не целеустремлён, как будто потерял ориентацию, бродит по саду, не замечая ничего вокруг, даже меня, идущего по мокрой траве. Его «выращивание себя» и «обрывание себя» — это метафора саморазрушения, присущая не только природе, но и человеческим отношениям, особенно в моменты сильных чувств, когда любовь переплетается с болью и потерями. Капли на стекле, собираясь в стаи, словно повторяют эту тенденцию к объединению перед лицом надвигающейся бури, или, возможно, ищут уединения в своей общей скорби.

Когда я смотрю на тебя, я вырастаю — вырастают часы от страха,
Занимают всю руку, весь день.
Серая у горла рубаха —
Плохо заправил тень. Взгляд на тебя, объект моих чувств, вызывает двойственную реакцию. С одной стороны, это рост, развитие, но он сопровождается неконтролируемым страхом, который искажает время. Часы, символы размеренности, становятся гигантскими, поглощая не только мою руку, но и весь день, превращая его в бесконечное ожидание или тревогу. Это ощущение, когда каждый миг растягивается до невыносимости из-за эмоционального напряжения. Серая рубаха, плохо заправленная, с тенью, которая кажется вылезшей из-под одежды, — это символ внутренней дисгармонии, небрежности в заботе о себе, отражение того, что внешняя неупорядоченность является следствием внутреннего смятения.

На ресницы садятся совы. Огромный гром
Проезжает без остановок. Влажным нас ищет ртом.
На всё готовы в дыме и гриме лесном
Стоим без кроссовок вдвоём в теле одном. Образы становятся ещё более сюрреалистичными и тревожными. Совы, символы ночи, мудрости и смерти, садятся на ресницы, словно желая затуманить зрение, погрузить в вечный сумрак. Гром, не просто раскат, а «огромный», «проезжает без остановок», неся с собой стихию, которая «влажным ртом» ищет нас, словно природа сама пытается нас поглотить. Мы же, «на всё готовы», стоим в этом опасном, таинственном лесу, окутанные «дымом и гримом», что придает нам вид призрачных, искаженных существ. Отсутствие обуви, «без кроссовок», подчеркивает нашу уязвимость, нашу незащищенность перед стихией и перед собственными чувствами. Мы стоим «вдвоём в теле одном», что говорит о глубокой, почти мистической связи, о слиянии душ, которое делает нас одновременно более сильными и более беззащитными перед лицом надвигающейся беды.

Денис Крюков.