Летучие мыши на закате

На эскизах Гойи они внушают кошмары художнику. Мечутся из стороны в сторону, шебуршат, копошатся, но никогда не добудятся спящего. Их стремительный, нервный полет, лишенный всякой грации, кажется порождением тревоги, эхом невысказанных страхов, что терзают душу творца. Они — воплощение хаоса, движущегося во мраке, неуловимого и пугающего.

Странная радость скользит на их очеловеченных лицах. Эти подобные птицам животные, спаянные со мраком, — зёрна, которым не зацвести,

• души без надежды на освобождение,
• слепые, свирепые, ведомые волей,
• или — висящие на ветвях сохлые листья, вестники грусти.

В других рассказах они обитают в пещерах и гротах, время их — после заката: рыскать в поисках пищи, размножаться и после — исчезнуть бесследно. Этот ночной образ жизни, окутанный тайной, лишь усиливает их мистический ореол. Они — дети ночи, чье существование привязано к сумеркам и полной темноте, когда мир погружается в сон, а они просыпаются, чтобы вести свою безмолвную, инстинктивную жизнь.

Они затянут сноходца к себе, отнимут — потушат факел в его руке. Могут и волка загнать в горы, не проронивши ни слова.

Если ночью ребёнку не спится — виноваты летучие мыши: ускользнув от уставших глаз сторожа, подберутся к нему вплотную — расшепчут судьбу. Их шепот, неразличимый для взрослого слуха, может нести в себе предсказания, тревожные вести или даже предвещать беду, вплетаясь в детские сны и оставляя после себя смутное беспокойство.

Одна ли, пара ли, тройка летучих мышей — ни богатства, ни дома: как они могут принести счастье? Лик бледной луны отделяет от мрака их облики, безобразные и безымянные.

Их каменные сердца никогда меня не заботили вплоть до того, как однажды, под летние сумерки, проходя мимо прежнего адреса, я заметил, как дети играют, а над ними роятся летучие мыши. Этот момент, запечатленный в памяти, стал поворотным. В обыденной сцене детской игры, в привычном пейзаже родного города, внезапно появились они, летучие мыши, нарушив привычный ход вещей.

Заходящее солнце наводняло тенями хутун, одевало летучих мышей позолотой. Они носились в воздухе за воротами в отшелушившейся краске, но ничего не поведали о судьбе.

В свалке вещей из прошлого летучая мышь — это форма тоски. Их свобода в полёте держит меня, не даёт сделать шаг дальше по улице, где я родился.

Си Чуань. Перевод Ивана Алексеева.