Разлетаешься: Анализ поэзии Анны Глазовой

разлетаешься:
сивые ветры зимуют
в некогда тёплом хлеву.
соловьиные свиньи говорят тебе: сгинь ты, отрава!
человечину есть мы не станем, мы лучше умрём.

сдует ветрами синее небо. это свиньи наелись гороха.
знаешь: я знаю. синее небо лежало на дне.
мы его целовали, мы ждали в канаве.
мы, как свиньи, катались в холодной траве.
их живот тяжелел, а под нами лежала трава.

так когда-то жужжала зелёная муха во мне, в голове.
я читала ту книжку, в которой не сказано это.
не читал, не звенело, но в белое эхо
встал балконный карниз, и не скошено ухо моё
белым волосом, власом безродным, хруп копыт без ответа

в клюв синевший впивалась извилина мозга.
только крови не надо! прошу тебя, будем вода и вода.
разделили надвое, на двоих разделили пустое.
будем пить словно резать, как режут меня.
кони ржут. это мыши. не бойся, родная,
это, милый, рыдает тот ветер в моей темноте.
будем петь, завывая, и плакать ночами, дитя, утопившись,

будем дева, пускаясь
в голодный вертеп.

свиньи на голове.
молчаливые, добрые руки. так ты резал хребет мой,

искал свой хребет, ты надолго уснул, канув в сердце,
как канут руины

в хрустящие звуки
в день последнего ржания паршивой свиньи.

это громкое слово сказал я навеки.
я сказала, навеки: а слову не верить нельзя.
мы разрезали веки суровому финскому сфинксу,
и в заливе стояла, залившись испанским, парша.

смежим! не говори мне о звуке! не слышу!
о густая, червонная желчь,
я устал.
я тебя долго ждал. у стены, прислоняясь, уснула,
я смертельно устал, испражняясь на голые спины камней, –
и на ней.

Анна Глазова.

разлетаешься:
сивые ветры зимуют
в некогда тёплом хлеву.
соловьиные свиньи говорят тебе: сгинь ты, отрава!
человечину есть мы не станем, мы лучше умрём.

сдует ветрами синее небо. это свиньи наелись гороха.
знаешь: я знаю. синее небо лежало на дне.
мы его целовали, мы ждали в канаве.
мы, как свиньи, катались в холодной траве.
Мы – те, кто помнит вкус земли, что пропитана страхом, вкус гороха, что вздувает животы до предела. Мы – те, кто готов умереть, но не предаться. Не стать частью чужого голода, не пойти на поводу у тех, кто ищет лишь плоть. Мы – эхо, отражение, пепел воспоминаний.

так когда-то жужжала зелёная муха во мне, в голове.
я читала ту книжку, в которой не сказано это.
не читал, не звенело, но в белое эхо
встал балконный карниз, и не скошено ухо моё
белым волосом, власом безродным, хруп копыт без ответа

в клюв синевший впивалась извилина мозга.
только крови не надо! прошу тебя, будем вода и вода.
разделили надвое, на двоих разделили пустое.
будем пить словно резать, как режут меня.
кони ржут. это мыши. не бойся, родная,
это, милый, рыдает тот ветер в моей темноте.
Будем петь о том, что осталось, о том, что ушло. Будем петь, утопая в тишине, в которой слышен лишь шепот ветра. В этом мире, где слова теряют смысл, где кровь – лишь воспоминание, мы останемся водой. Прозрачной, текучей, неотвратимой. Мы – часть этого мира, его тень, его отражение. Мы – те, кто чувствует боль, кто боится, кто любит.

будем петь, завывая, и плакать ночами, дитя, утопившись,

будем дева, пускаясь
в голодный вертеп.
Вертеп, где нет спасения, где лишь голод и страх. Вертеп, где свиньи – хозяева, где человеческое – лишь пища. Но мы – не пища. Мы – голос, что звучит в тишине, мы – надежда, что мерцает во тьме. Мы – те, кто выберет смерть, но не предательство.

свиньи на голове.
молчаливые, добрые руки. так ты резал хребет мой,
Их молчание – приговор. Их доброта – маска. Ты резал хребет, пытаясь найти опору, но нашел лишь пустоту. Они – власть, они – сила, они – те, кто определяет судьбу. Но ты – не их. Ты – тот, кто помнит, кто чувствует, кто сопротивляется.

искал свой хребет, ты надолго уснул, канув в сердце,
как канут руины

в хрустящие звуки
в день последнего ржания паршивой свиньи.
Ты уснул, утонув в себе, в своем страхе. Но даже во сне ты слышишь этот звук – звук падения, звук разрушения. Звук, предвещающий конец. Конец свиньям, конец их власти, конец их голоду.

это громкое слово сказал я навеки.
я сказала, навеки: а слову не верить нельзя.
мы разрезали веки суровому финскому сфинксу,
и в заливе стояла, залившись испанским, парша.
Слово – оружие. Слово – надежда. Слово – правда. Мы разрезали веки, чтобы увидеть мир таким, какой он есть. Мир, где парша – лишь последствие, где испанский – лишь язык боли. Мы – те, кто видит, кто понимает, кто не боится.

смежим! не говори мне о звуке! не слышу!
о густая, червонная желчь,
я устал.
я тебя долго ждал. у стены, прислоняясь, уснула,
я смертельно устал, испражняясь на голые спины камней, –
и на ней.
Мы устали. Устали от боли, устали от страха, устали от ожидания. Но мы не сдадимся. Мы будем бороться до конца. Мы будем помнить. Мы будем жить. Даже если останется лишь желчь и камень. Даже если останется лишь тишина. Мы будем.

Анна Глазова.