Море волнуется раз: погружение в сновидческую реальность
море волнуется раз
просыпается дева без глаз
море волнуется два
Токио это Москва
улыбаясь губами без губ
рисует «Кошачий суп»
море волнуется три
можно сойти с ума
глядя как фонари
перемежает тьма
в белой ночнушке там
лапкой ей помаши
Волоколамск Амстердам
в Дублине ни души
пригороды пусты
ранка кровит в темноте
Балтимор Алматы
вышел — поля поля
нету тебя нигде
есть только тень фонаря
на станции «Чистый свет»
да эстакады в снегу
море волнуется? нет
страшно на берегу
когда ты уходишь, Няако, в свою судьбу
перебрав напоследок в уме фонари над рекой
как любимые ноты
и я тоже умру прислонившись к холодному лбу
тишины в жаркий день городской
чтобы встретить тебя разомлевшую как от дремоты
в этой смерти твоей чтобы вдруг догадаться с тоской
ослепительной кто ты
Наталья Явлюхина.
море волнуется раз
просыпается дева без глаз
море волнуется два
Токио это Москва
улыбаясь губами без губ
рисует «Кошачий суп»
море волнуется три
можно сойти с ума
глядя как фонари
перемежает тьма
в белой ночнушке там
лапкой ей помаши
Волоколамск Амстердам
в Дублине ни души
пригороды пусты
ранка кровит в темноте
Балтимор Алматы
вышел — поля поля
нету тебя нигде
есть только тень фонаря
на станции «Чистый свет»
да эстакады в снегу
море волнуется? нет
страшно на берегу
когда ты уходишь, Няако, в свою судьбу
перебрав напоследок в уме фонари над рекой
как любимые ноты
и я тоже умру прислонившись к холодному лбу
тишины в жаркий день городской
чтобы встретить тебя разомлевшую как от дремоты
в этой смерти твоей чтобы вдруг догадаться с тоской
ослепительной кто ты
Наталья Явлюхина.
Анализ стихотворения
Сновидческая реальность, где границы между городами и даже странами стираются, подобно тому, как тают снежные эстакады под лучами невидимого солнца. Токио, сливаясь с Москвой, создает сюрреалистический пейзаж, где привычные ориентиры утрачивают свое значение. Дева без глаз, рисующая «Кошачий суп», — образ, сотканный из снов и подсознательных образов, где логика уступает место интуиции и ассоциациям. Этот суп, возможно, символизирует собой нечто неуловимое, ускользающее, как и сама реальность в моменты глубокого погружения в себя.
Глядя на переплетающиеся тьму и свет фонарей, можно почувствовать, как реальность становится зыбкой, а разум — податливым. Это состояние, близкое к безумию, когда привычные законы мира перестают действовать. Белая ночнушка, лапка, помахивающая в пустоту, — детали, добавляющие ощущение хрупкости и одиночества. Волоколамск, Амстердам, Дублин — города, которые в этом контексте становятся лишь точками на карте, потерявшими свою индивидуальность, символизирующими разбросанность и утрату связи.
Пустые пригороды, ранка, кровеющая в темноте, Балтимор и Алматы — все это создает атмосферу опустошения и потери. Нет тебя нигде, и это ощущение всепоглощающей пустоты усиливается, когда остается лишь тень фонаря на станции «Чистый свет». Этот свет, кажущийся маяком в непроглядной тьме, на самом деле лишь подчеркивает отсутствие чего-то важного, кого-то, кто мог бы осветить эту тьму.
Страх на берегу, когда Няако уходит в свою судьбу, — это страх перед необратимостью потери. Фонари над рекой, любимые ноты — все это становится последними воспоминаниями, ценными, но уже не способными вернуть утраченное. Смерть, прислонившись к холодному лбу тишины в жаркий день городской, — это метафора полного растворения, полного принятия неизбежного. Встретить тебя разомлевшую как от дремоты, в этой смерти твоей, чтобы догадаться с тоской ослепительной, кто ты — это финальная попытка понять суть бытия, суть утраты, суть той, кто ушел, оставив после себя лишь тень и воспоминания. Это стремление к познанию через потерю, через растворение в самой сути смерти, чтобы обрести просветление в самом конце.