Рождество расцветает: Поэтический взгляд Бориса Поплавского
Рождество расцветает. Река наводняет предместья.
Там, где падает снег, паровозы идут по воде.
Крыши ярко лоснятся. Высокий декабрьский месяц
Ровный, синею нотой звучит на замёрзшем пруде.
Чётко слышится шаг, вдалеке без конца повторяясь,
Приближается кто-то и долго стоит у стены,
А за низкой стеной задыхаются псы, надрываясь,
Скаля белые зубы в холодный огонь вышины.
Рождество, Рождество! Отчего же такое молчание?
Отчего все темно и очерчено четко везде?
За стеной Новый год. Запоздалых трамваев звучанье
Затихает вдали, поднимаясь к Полярной звезде.
Как все чисто и пусто! Как все безучастно на свете!
Все застыло, как лед. Все к луне обратилось давно.
Тихо колокол звякнул. На брошенной кем-то газете
Нарисована елка. Как странно смотреть на нее!
Тихо в черном саду, диск луны отражается в лейке.
Есть ли елка в аду? Как встречают в тюрьме Рождество?
Далеко за луной и высоко над жесткой скамейкой
Безмятежно-нездешнее млечное звезд торжество.
Борис Поплавский.
Рождество расцветает. Река наводняет предместья.
Там, где падает снег, паровозы идут по воде.
Крыши ярко лоснятся. Высокий декабрьский месяц
Ровный, синею нотой звучит на замёрзшем пруде.
Чётко слышится шаг, вдалеке без конца повторяясь,
Приближается кто-то и долго стоит у стены,
А за низкой стеной задыхаются псы, надрываясь,
Скаля белые зубы в холодный огонь вышины.
Рождество, Рождество! Отчего же такое молчание?
Отчего все темно и очерчено четко везде?
За стеной Новый год. Запоздалых трамваев звучанье
Затихает вдали, поднимаясь к Полярной звезде.
Как все чисто и пусто! Как все безучастно на свете!
Все застыло, как лед. Все к луне обратилось давно.
Тихо колокол звякнул. На брошенной кем-то газете
Нарисована елка. Как странно смотреть на нее!
Тихо в черном саду, диск луны отражается в лейке.
Есть ли елка в аду? Как встречают в тюрьме Рождество?
Далеко за луной и высоко над жесткой скамейкой
Безмятежно-нездешнее млечное звезд торжество.
Снег, словно призрачная пелена, укрывает мир, делая его одновременно хрупким и величественным. Вода, вышедшая из берегов, несет с собой не только стихийную мощь, но и ощущение преображения, будто природа сама отмечает этот особенный праздник. Паровозы, идущие по воде, становятся символом преодоления, движения сквозь невозможное, словно сам дух Рождества пронзает обыденность.
Луна, этот холодный, но завораживающий спутник, становится центральной фигурой ночного пейзажа. Ее синева, звучащая как чистая, но печальная мелодия, отражается на глади замерзшего пруда, создавая картину абсолютной тишины и покоя. Этот покой, однако, несет в себе и оттенок отчуждения, будто мир замер в ожидании чего-то, что так и не происходит.
Звуки, которые мы слышим, становятся острыми и отчетливыми в этой морозной тишине. Шаг, повторяющийся вдалеке, создает напряжение, предвкушение встречи или, возможно, расставания. Псы, задыхающиеся за стеной, их белые зубы, сверкающие в холодном свете, олицетворяют животное, первобытное начало, запертое в своих инстинктах, контрастируя с возвышенной атмосферой праздника.
Молчание Рождества – это не отсутствие звуков, а скорее их глубокое, внутреннее звучание. Темнота, очерченная четкими линиями, придает миру графичность, словно художник нанес последние штрихи на свое творение. Новый год, приближающийся за стеной, кажется далеким и недостижимым, его отзвуки – запоздалые трамваи – растворяются в небе, стремясь к Полярной звезде, этому вечному ориентиру.
Чистота и пустота мира кажутся абсолютными, безучастными. Застывший лед, обращенный к луне, символизирует неподвижность, остановку времени. Даже колокол, своим тихим звоном нарушающий эту тишину, кажется частью общего застывшего момента. Елка, нарисованная на брошенной газете, вызывает странное чувство. Это символ праздника, но в контексте этого холодного, отчужденного мира, она выглядит неуместной, почти насмешливой.
Черный сад, где лунный диск отражается в лейке, создает образ уединенности, погружения в себя. Вопрос о елке в аду и встрече Рождества в тюрьме подчеркивает контраст между внешним, идеализированным образом праздника и его реальным, часто мрачным воплощением в жизни. А над всем этим, далеко за луной и высоко над жесткой скамейкой, простирается безмятежное, нездешнее торжество звезд, напоминая о вечности и бесконечности космоса, перед которыми человеческие заботы и праздники кажутся мимолетными.
Борис Поплавский.