Свет и Тень в Поэзии Геннадия Каневского

на базаре ли
на вокзале
камера наплывает и наползает
не укрыться ни маской
ни рукавом

открываешь глаза и
всё пропадает
кроме света что освещает
путь в карнарвон

трещины в сухой глине
песок в слюне
чертополох по склонам
выжженная солнцем земля, где каждый шорох ветра кажется зловещим предзнаменованием. Горизонт дрожит от зноя, словно мираж, но этот мираж — реальность, требующая от путника предельной стойкости. Здесь время течет иначе, замедляясь до ощущения вечности, где каждый шаг — преодоление.

там еще ричард гир
где-то в неглавной роли
возможно, бродяга, потерявший всё, или же мудрец, наблюдающий за суетой мира с холодным спокойствием. Его образ мелькает на периферии сознания, как отзвук забытой мелодии, напоминающий о том, что даже в самых неприглядных местах может скрываться глубокий смысл, а порой и некая форма спасения. Он — символ ускользающей надежды, или же просто часть декораций, призванной усилить ощущение сюрреализма происходящего.

сморгнёшь
и кадр со стоном
сменился другим
резкая смена декораций, словно перевернутая страница в книге жизни. От выжженной пустыни к прохладе густых лесов, где солнечные лучи пробиваются сквозь кроны деревьев, создавая причудливые узоры на земле. Или же мгновенный переход в шумный городской пейзаж, где неоновые огни отражаются в мокром асфальте, а толпа спешит по своим делам, не замечая одинокой фигуры, затерянной в этом потоке.

моргай же
случайный киномеханик
факир на два с половиной часа

• алая роза
• белая роза
• белая роза
• белая роза

символы, которые могли бы означать страсть и чистоту, или же просто элементы мозаики, складывающейся в некую загадочную картину. Возможно, эти розы — это дары, которые приносятся к алтарю забвения, или же знаки судьбы, указывающие на выбор, который придется сделать. Их повторение создает гипнотический эффект, погружая зрителя в транс, где границы между реальностью и вымыслом стираются.

светлая полоса
тёмная полоса
чередование дней и ночей, радости и печали, взлетов и падений. Жизнь, как кинопленка, прокручивающаяся перед глазами, где каждый кадр — это отдельная история, отдельное переживание. И зритель, завороженный этим зрелищем, не может оторвать взгляда, пытаясь уловить ускользающую нить повествования, понять замысел режиссера, который, возможно, сам не до конца осознает, что создает. Это вечный танец света и тени, который определяет ход вещей, и от которого невозможно укрыться.

Геннадий Каневский.