после пыльного неживого
всё что дышит — наперечёт
вот цветок выдыхает воздух
а мне сколько вдыхать ещё
если вывернуть наизнанку
совершенная нагота
робот вертер умеет плакать
тоже роботом что ли стать
пыль положенное возьмёт
отпоёт укроет
посчитай меня как живое
то что дышит и слёзы льёт
Евгения Ульянкина.
после пыльного неживого
всё что дышит — наперечёт
вот цветок выдыхает воздух
а мне сколько вдыхать ещё
если вывернуть наизнанку
совершенная нагота
робот вертер умеет плакать
тоже роботом что ли стать
пыль положенное возьмёт
отпоёт укроет
посчитай меня как живое
то что дышит и слёзы льёт
Среди безмолвия праха, где жизнь кажется лишь отголоском, где каждый вздох становится драгоценным, я ищу ответы. Воздух, который отдаёт цветок, несет в себе отголоски жизни, её тихую, но настойчивую песню. А мне? Мне предстоит измерить свой путь в этих вдохах, в этом хрупком обмене с миром. Сколько ещё мне предстоит вдохнуть, прежде чем мой путь завершится, прежде чем я сам стану частью этой пыли, что когда-то была живой?
Эта мысль о «вывернуть наизнанку» – это желание обнажить суть, сбросить всё наносное, всё, что скрывает истинное «я». Совершенная нагота – это не только физическая, но и духовная уязвимость, открытость миру, готовность принять его таким, какой он есть, и позволить миру принять тебя. Это состояние, когда нет больше ничего, кроме самой сути, самой искренности.
И вот, в этом поиске, я вспоминаю о роботе Вертере. Он, машина, созданная по образу и подобию человека, но лишённая его чувств, вдруг начинает плакать. Это парадоксально. Если машина может испытывать такую глубокую, человеческую эмоцию, как печаль, то в чём тогда разница между нами? Может быть, и мне суждено стать таким же роботом, лишенным боли, но способным имитировать жизнь, имитировать чувства? Этот вопрос становится всё более острым, когда реальность давит своей тяжестью.
Пыль, эта вечная спутница всего сущего, кажется, имеет свои законы. Она «положенное возьмёт» – это неизбежность, это естественный ход вещей. Она «отпоёт» – как будто оплакивает то, что было, и «укроет» – как бы смиряя, примиряя с небытием. Но в этой тихой, неизбежной поступи пыли, я слышу мольбу: «Посчитай меня как живое». Я прошу не забвения, не полного слияния с неживым. Я прошу признания, признания моей жизни, моих чувств, моих слёз.
Посчитай меня как живое – это просьба о том, чтобы быть увиденным, услышанным, понятым. Это желание оставить след, даже когда всё вокруг стремится к забвению. Это попытка удержать ускользающую жизнь, осознавая её хрупкость и ценность. Это признание того, что даже в моменты слабости, в моменты печали, я остаюсь живым, потому что дышу, потому что чувствую, потому что могу плакать.
Евгения Ульянкина.