Плесень на блинах: история о заброшенной еде и пустоте
плесень обласкала всю стопку блинов
я ещё с порога видела это свечение –
абсолютно голая комната, вынесены даже стулья
мародёрские посевы рассыпанных спичек
а стол не тронут, блюдо в его темени
будто влитое в спящую столешницу
и на нём
блины распахнулись
я стою в дверях
дура дурой
брошенная еда без раздумий
должна быть уничтожена
но я срываю клапаны
воздух вливается со свистом
снаружи изнутри
отдаляет защитный костюм
потому что есть ещё один приказ
если есть способ быть
прикасаемым
будь им
и я помнила рассказы:
еда, приготовленная до запустения
перекраивает в себе слои тепла
следы человеческих рук
проседают –
поэтому плесень растёт
такая смотрящая
её белые лучи
лопасти
но это же мельница, в которую надо
просто зайти
я рукой влезла в плесень
в гудящих блинах было прохладно сначала
а потом я касалась и месила
и пальцы в муке и меня окликали
по имени
«откуда ты? с нами?»
из полосок тепла – целые люди
- чернели ноги, расползалась одежда
ничего не надо - трескались губы
ничего не надо - я жила только рукой
но сильно и много
не отходя от стола
в полосках проплывали лица
ничего не надо
разбитые окна, ветер по комнате
и это
планы на мир
на его остаток
у каждого свои
у меня вот были
страх и терпение
перед покинутой
прежней едой –
настежь стоит
раскинула лопасти
когда пустота уворачивается
от собственного гостеприимства
и куда-то ведёт
случайно, и ничего не дарит
никто не зовёт
но идти надо
снаружи изнутри
ласковые блины
проросшая дыра
в сквозняке человека
в плеске записанных в тесто
комнат
Анна Гринка.
плесень обласкала всю стопку блинов
я ещё с порога видела это свечение –
абсолютно голая комната, вынесены даже стулья
мародёрские посевы рассыпанных спичек
а стол не тронут, блюдо в его темени
будто влитое в спящую столешницу
и на нём
блины распахнулись
я стою в дверях
дура дурой
брошенная еда без раздумий
должна быть уничтожена
но я срываю клапаны
воздух вливается со свистом
снаружи изнутри
отдаляет защитный костюм
потому что есть ещё один приказ
если есть способ быть
прикасаемым
будь им
и я помнила рассказы:
еда, приготовленная до запустения
перекраивает в себе слои тепла
следы человеческих рук
проседают –
поэтому плесень растёт
такая смотрящая
её белые лучи
лопасти
но это же мельница, в которую надо
просто зайти
я рукой влезла в плесень
в гудящих блинах было прохладно сначала
а потом я касалась и месила
и пальцы в муке и меня окликали
по имени
«откуда ты? с нами?»
из полосок тепла – целые люди
- чернели ноги, расползалась одежда
ничего не надо - трескались губы
ничего не надо - я жила только рукой
но сильно и много
не отходя от стола
в полосках проплывали лица
ничего не надо
разбитые окна, ветер по комнате
и это
планы на мир
на его остаток
у каждого свои
у меня вот были
страх и терпение
перед покинутой
прежней едой –
настежь стоит
раскинула лопасти
когда пустота уворачивается
от собственного гостеприимства
и куда-то ведёт
случайно, и ничего не дарит
никто не зовёт
но идти надо
снаружи изнутри
ласковые блины
проросшая дыра
в сквозняке человека
в плеске записанных в тесто
комнат
Анна Гринка.