Анализ стихотворения Иннокентия Анненского «Дождик»
Вот сизый чехол и распорот, —
Не все ж ему праздно висеть,
И с лязгом асфальтовый город
Хлестнула холодная сеть…
Хлестнула и стала мотаться…
Сама серебристо-светла,
Как масло в руке святотатца,
Глазеты вокруг залила.
И в миг, что с лазурью любилось,
Стыдливых молчаний полно, —
Все темною пеной забилось
И нагло стучится в окно.
В песочной зароется яме,
По трубам бежит и бурлит,
То жалкими брызнет слезами,
То радугой парной горит.
. . . . . . . . . . . .
О нет! Без твоих превращений,
В одно что-нибудь застывай!
Не хочешь ли дремой осенней
Окутать кокетливо Май?
Иль сделаться Мною, быть может,
Одним из упрямых калек,
И всех уверять, что не дожит
И первый Овидиев век:
Из сердца за Иматру лет
Ничто, мол, у нас не уходит —
И в мокром асфальте поэт
Захочет, так счастье находит.
Иннокентий Анненский.
Стихотворение Иннокентия Анненского «Дождик» — это тонкое лирическое наблюдение за природой и ее влиянием на внутренний мир человека. Поэт начинает с яркого, почти осязаемого образа: «сизый чехол» неба, который наконец «распорот», выпуская на землю дождь. Этот дождь, «холодная сеть», не просто орошает, а «хлестнула» город, придавая ему новое, динамичное звучание. Асфальтовый город, обычно ассоциирующийся с жесткостью и безжизненностью, оживает под напором стихии.
Далее автор развивает тему движения и преображения. Дождь «стала мотаться», его капли, «серебристо-светла», отражают окружающий мир, преломляя его в своем движении. Образ «масла в руке святотатца» придает этой картине некоторую зловещую, но в то же время завораживающую красоту, подчеркивая неестественное, но притягательное сияние. Мир, который еще недавно был наполнен «стыдливых молчаний» и «лазурью», теперь «темною пеной забилось», нагло вторгаясь в пространство, «стучится в окно». Это уже не просто осадки, а активная, почти одушевленная сила.
Дождь проявляет себя в самых разных формах: он «в песочной зароется яме», показывая свою вездесущность, «по трубам бежит и бурлит», демонстрируя свою мощь и настойчивость. Он может быть «жалким», как слезы, но в то же время способен «радугой парной горит», напоминая о красоте и надежде, которая может возникнуть даже после самых мрачных моментов. Эта двойственность, способность дождя принимать разные обличья, становится отправной точкой для дальнейших размышлений поэта.
Вторая часть стихотворения переходит от описания внешних явлений к внутренним переживаниям. Поэт обращается к дождю с восклицанием: «О нет! Без твоих превращений, / В одно что-нибудь застывай!». Он словно устал от переменчивости стихии, от ее непостоянства. Возникает желание покоя, застывшего момента. Анненский предлагает дождю принять иную форму, например, «дремой осенней / Окутать кокетливо Май». Это метафора, намекающая на то, что даже самая яркая пора может быть окутана меланхолией и тишиной.
Но поэт идет дальше, предлагая дождю еще более радикальное превращение: «Иль сделаться Мною, быть может, / Одним из упрямых калек». Это очень сильный образ, который говорит о готовности принять на себя страдания, несовершенство, стать частью отверженного мира. Такая трансформация позволяет «всех уверять», что время не властно над истинными чувствами и ценностями.
Философская глубина стихотворения раскрывается в последней строфе. Поэт говорит о вечности памяти и неиссякаемости человеческой души: «Из сердца за Иматру лет / Ничто, мол, у нас не уходит». Иматра – это символ вечности, природной мощи. Поэт утверждает, что даже в самых обыденных, казалось бы, условиях, таких как «мокром асфальте», поэт, если он «захочет», сможет «счастье находит». Это утверждение о внутренней силе, о способности находить гармонию и смысл жизни, несмотря на внешние обстоятельства, на преходящую природу дождя и времени. Дождь, таким образом, становится не просто природным явлением, а метафорой жизни с ее переменами, испытаниями и возможностями для духовного роста.