Анализ стихотворения Бориса Поплавского: вечер, луна и весна
Восхитительный вечер был полон улыбок и звуков,
Голубая луна проплывала высоко звуча.
В полутьме Ты ко мне протянула бессмертную руку.
Незабвенную руку что сонно спадала с плеча.
Этот вечер был чудно тяжел и таинственно душен,
Отступая заря оставляла огни в вышине,
И большие цветы разлагаясь на грядках как души
Умирая светились и тяжко дышали во сне.
Ты меня обвела восхитительно медленным взглядом,
И заснула откинувшись навзничь, вернулась во сны.
Видел я как в таинственной позе любуется адом
Путешественник ангел в измятом костюме весны.
И весна умерла и луна возвратилась на солнце.
Солнце встало и темный румянец взошел.
Над загаженным парком святое виденье пропало.
Мир воскрес и заплакал и розовым снегом отцвел.
Борис Поплавский.
Восхитительный вечер был полон улыбок и звуков,
Голубая луна проплывала высоко звуча.
В полутьме Ты ко мне протянула бессмертную руку.
Незабвенную руку что сонно спадала с плеча.
Этот вечер был чудно тяжел и таинственно душен,
Отступая заря оставляла огни в вышине,
И большие цветы разлагаясь на грядках как души
Умирая светились и тяжко дышали во сне.
Ты меня обвела восхитительно медленным взглядом,
И заснула откинувшись навзничь, вернулась во сны.
Видел я как в таинственной позе любуется адом
Путешественник ангел в измятом костюме весны.
И весна умерла и луна возвратилась на солнце.
Солнце встало и темный румянец взошел.
Над загаженным парком святое виденье пропало.
Мир воскрес и заплакал и розовым снегом отцвел.
В воздухе витал аромат ночных фиалок, смешанный с терпкостью увядающих роз. Этот запах, густой и пьянящий, словно окутывал всё вокруг, создавая атмосферу нереальности. Звуки вечера – далекий смех, шелест листьев, едва слышный шорох насекомых – сливались в единую, завораживающую мелодию. Луна, большая и бледная, как забытое воспоминание, медленно скользила по бархатному небу, освещая призрачным светом спящий мир.
Её рука, протянутая в полутьме, казалась неземной, сотканной из лунного света и тишины. Пальцы, тонкие и изящные, слегка дрожали, словно касаясь невидимой грани между явью и сном. Эта рука, полная невысказанной нежности, была для меня порталом в иное измерение, где время теряло свой ход, а реальность растворялась в мистическом танце.
Вечер набирал свою силу, становясь всё более насыщенным, почти осязаемым. Тяжесть его была не гнетущей, а скорее обволакивающей, подобно бархатному плащу, скрывающему тайны. Заря, уходящая за горизонт, оставляла на небе последние отблески своего пожара, превращаясь в россыпь звёзд. А цветы, поникшие под ночным дыханием, казались живыми существами, испускающими последние вздохи, наполненные ароматом жизни, что уходила, оставляя после себя лишь сладкое воспоминание.
Её взгляд, медленный и глубокий, обволакивал меня, проникая в самые сокровенные уголки души. В нём читалась не только усталость, но и мудрость веков, понимание скрытых законов бытия. Когда она откинулась навзничь, возвращаясь в царство снов, её образ стал ещё более загадочным, почти мифическим. Я видел, как в этой позе, словно в зеркале, отражалось нечто большее, чем просто сон. Это было видение, где ангел, путешественник между мирами, в своём измятом костюме весны, любуется бездной, постигая её тёмную, но притягательную сущность.
Смерть весны и возвращение луны на солнце – метафора перехода, смены эпох, когда привычный порядок вещей рушится, уступая место новому. Восход солнца, с его тёмным, предрассветным румянцем, предвещал пробуждение, но пробуждение не радостное, а скорее болезненное, наполненное скорбью. Святое видение, что таилось над загаженным парком, исчезло, оставив после себя лишь опустошение. Мир воскрес, но это было воскрешение через слёзы, через очищение. И этот мир, заплакавший, отцвёл розовым снегом, символом преходящей красоты, хрупкости бытия и неизбежности перемен.
Борис Поплавский.