Стихи для В.С.

1.

что в зеркале творится по ночам,
невидное спецслужбам и врачам:
все признаки сугубого перста,
всё мутное кино из вотчлиста.

Это не просто отражение, а некое тайное, потустороннее действо, скрытое от глаз прагматичного мира. Там, в мерцающей глади, разворачиваются события, недоступные логике и науке, где реальность переплетается с подсознательными страхами и желаниями. Словно кадры из забытого фильма, снятого на грани сна и яви, эти образы проникают в самые глубины сознания, оставляя после себя тревожное послевкусие.

земля и воля, свет из-под ногтей,
в рассечинах запёкшая пыльца,
все те, кого хотел, и все не те,
кому сказать, ебать овал лица.

Здесь проступают архетипические образы: земля как символ корней и привязанности, воля как стремление к свободе. Свет, пробивающийся из-под ногтей, может означать внутреннюю борьбу, попытку высвободиться из оков. Пыльца, запекшаяся в рассечинах, намекает на забытые, но все еще присутствующие частицы прошлого, на следы былой жизни. И, наконец, образы людей – как тех, кого мы стремились обрести, так и тех, кто оказался чужим, с кем хочется порвать всякую связь, выражая это через резкое, почти физическое отторжение.

2.

дети, не читавшие чарушина,
запилившие секретный чат,
сами не поймут, что в них нарушено,
а когда подскажешь, то молчат.

Это поколение, оторванное от корней, от культурного наследия, от классических произведений, создает свой собственный, замкнутый мир. Их общение происходит в «секретных чатах», где царят свои правила и коды, недоступные другим. Они живут в иллюзии, не осознавая глубины своей потерянности, своей внутренней дисгармонии. Попытка указать им на это лишь вызывает молчание, отказ от диалога, погружение в еще большую изоляцию.

чем же нас терзает их уют:
мы их любим, всех их не убьют.

Их кажущийся уют, их самодостаточность, их отстраненность парадоксальным образом ранят тех, кто их любит. Эта любовь не может пробиться сквозь стену их равнодушия. И хотя в глубине души есть надежда, что их не постигнет худшая участь, что они найдут свой путь, это осознание не приносит облегчения, а лишь усиливает чувство бессилия.

мы и сами бы вложили тоже
наше небольшое вещество
в их проекты из менстры и кожи,
чтобы всем хватило ничего.

Существует желание принять участие в их жизни, внести свой вклад, пусть даже незначительный. «Менстра и кожа» – метафора чего-то первобытного, интимного, возможно, даже болезненного. Это желание помочь им обрести себя, но в то же время присутствует горькое понимание, что их проекты, их стремления, как бы они ни были материальны, в итоге ведут к «ничего» – к пустоте, к отсутствию подлинного смысла.

3.

скотт уокер знает, где ты живёшь,
на последний заходит круг,
целясь эту агнчую что ли дрожь
исклевать с обращённых рук.

Скотт Уокер, как символ творца, гения, но при этом человека, возможно, исчерпавшего себя или сталкивающегося с последними границами своего искусства, становится олицетворением высшей силы, наблюдающей за нами. Его «последний круг» – это финальный этап, возможно, творческий или экзистенциальный. Он стремится «исклевать» ту «агнчую дрожь» – чистоту, невинность, или, может быть, ту божественную искру, которая еще осталась в людях, обращая ее против них самих.

ночь одними губами сминает парк,
рыбий ворох его наград,
что и ленин валится наугад,
недостреленный как тупак.

Ночь здесь выступает как активная, поглощающая сила, «сминающая» привычные образы парка. «Рыбий ворох наград» – ироничное упоминание о суетности достижений, о чем-то недолговечном и, возможно, нечистом. Образ Ленина, падающего «наугад», «недостреленного как тупак», символизирует незавершенность исторических процессов, неразрешенные конфликты, идеи, которые так и не достигли своего логического завершения, оставаясь в подвешенном состоянии.

хорошо, что мы их дешёвый корм
в чёрной складке над козырьком,
в прорезях автомойки, в слюне дождя
забываемый уходя.

Здесь происходит отождествление с чем-то незначительным, отвергнутым, «дешёвым кормом». Это состояние забытости, растворения в обыденном – в «чёрной складке над козырьком», в «прорезях автомойки», в «слюне дождя». Это образы повседневности, в которых теряется индивидуальность, где человек становится частью безликого потока, «забываемый уходя».

4.

в чужом полку насмертник ледяной, пока они справляют воскресенье,
сжимается один до сотрясенья, увечной двигает спиной.

Этот образ одинокого человека, оказавшегося «в чужом полку», подчеркивает его изоляцию и внутреннее напряжение. Пока другие наслаждаются отдыхом, «справляют воскресенье», он испытывает физическое и эмоциональное страдание, «сжимается до сотрясенья». Его тело, «увечное», двигается с трудом, что символизирует внутреннюю борьбу и физическую боль, которую он несет.

к чему такие города, он жмурится, когда никто не видит,
ещё немного этого труда бесплатного, и всё как надо выйдет:

Вопрос о смысле существования городов, о их предназначении, звучит как риторический. Человек, скрываясь от посторонних глаз, «жмурится», возможно, от боли или от нежелания видеть реальность. Он продолжает «бесплатный труд» – возможно, это метафора его жизни, его страданий, которые не приносят ему никакого вознаграждения. Он верит, что в итоге «всё как надо выйдет», что его страдания приведут к некоему итоговому результату, но этот результат остается неясным.

не станет больше голосов и лиц, ни явных форм без запустений.

Это предчувствие конца, исчезновения всего человеческого – «голосов и лиц», «явных форм». Мир опустошается, остается лишь «запустение». Это метафора гибели цивилизации, или, возможно, полного духовного упадка.

• и некоторых птиц

Дмитрий Гаричев.