Александр Герцевич и музыка Шуберта
Жил Александр Герцевич,
Еврейский музыкант, —
Он Шуберта наверчивал,
Как чистый бриллиант.
И всласть, с утра до вечера,
Заученную вхруст,
Одну сонату вечную
Играл он наизусть…
Что, Александр Герцевич,
На улице темно?
Брось, Александр Сердцевич, —
Чего там? Все равно!
Пускай там итальяночка,
Покуда снег хрустит,
На узеньких на саночках
За Шубертом летит:
Нам с музыкой-голубою
Не страшно умереть,
Там хоть вороньей шубою
На вешалке висеть…
Все, Александр Герцевич,
Заверчено давно.
Брось, Александр Скерцевич.
Чего там! Все равно!
Осип Мандельштам.
Жил Александр Герцевич,
Еврейский музыкант, —
Он Шуберта наверчивал,
Как чистый бриллиант.
И всласть, с утра до вечера,
Заученную вхруст,
Одну сонату вечную
Играл он наизусть. Не просто играл, а вкладывал в нее всю душу, каждый звук был выверен, каждая нота – бриллиант в оправе мелодии. Соната эта, скорее всего, была из числа тех, что трогают самые тонкие струны души, заставляя слушателя забыть о суете и погрузиться в мир чистой гармонии. Возможно, это была «Зимний путь», где меланхолия и красота сливаются воедино, или же один из поздних шедевров, полный глубины и философских размышлений. Александр Герцевич, будучи еврейским музыкантом, вероятно, чувствовал особую связь с музыкой Шуберта, в которой есть и еврейские мотивы, и глубокое понимание человеческой природы. Он, как истинный мастер, умел передать всю палитру чувств, заключенных в этих произведениях, от светлой грусти до всепоглощающей радости.
Что, Александр Герцевич,
На улице темно?
Брось, Александр Сердцевич, —
Чего там? Все равно!
Пускай там итальяночка,
Покуда снег хрустит,
На узеньких на саночках
За Шубертом летит:
Нам с музыкой-голубою
Не страшно умереть,
Там хоть вороньей шубою
На вешалке висеть…
Все, Александр Герцевич,
Заверчено давно.
Брось, Александр Скерцевич.
Чего там! Все равно!
Осип Мандельштам.
Эта темнота на улице, эта усталость, это желание бросить все – все это лишь временные спутники жизни, преходящие, как и любая другая суета. Но музыка, музыка Шуберта, музыка, которую так любил и так искусно исполнял Александр Герцевич, – это нечто вечное, нечто, что остается с нами даже тогда, когда все остальное уходит. «Музыка-голубая» – образ, вызывающий ассоциации с чем-то чистым, возвышенным, небесным. Она дарует утешение, силу и надежду. Итальяночка на саночках, летящая за Шубертом, – это, возможно, символ юности, беззаботности, стремления к красоте, к тому, что олицетворяет собой музыка. Снег, хрустящий под полозьями, создает атмосферу зимней сказки, где реальность смешивается с мечтой. И в этой мечте, в этой музыке, смерть уже не кажется такой страшной. Даже если останется лишь «воронья шуба на вешалке», символ опустошенности, символ того, что от человека ничего не осталось, – с музыкой в душе можно встретить и это. Ведь она – вечный спутник, который не оставит тебя никогда. Александр Герцевич, с его еврейским происхождением и глубокой связью с музыкой, чувствовал это особенно остро. Он понимал, что в каждом звуке, в каждой ноте заключена целая вселенная, которая способна выдержать любые испытания, любые невзгоды. Его игра была не просто исполнением, а диалогом с вечностью, попыткой постичь глубинные тайны бытия через язык звуков. И в этом стремлении он находил утешение и смысл.