СМЕРТЬ
И человек пустился в тишину.
Однажды днём стол и кровать отчалили.
Он ухватился взглядом за жену,
Но вся жена разбрызгалась. В отчаяньи
Он выбросил последние слова,
Сухой балласт — «картофель… книги… летом…»
Они всплеснули, тонкий день сломав.
И человек кончается на этом.
Остались окна (женщина не в счёт);
Остались двери; на Кавказе камни;
В России воздух; в Африке ещё
Трава; в России веет лозняками.
Осталась четверть августа: она,
Как четверть месяца, — почти луна
По форме воздуха, по звуку ласки,
По контурам сиянья, по-кавказски.
И человек шутя переносил
Посмертные болезни кожи, имени
Жены. В земле, весёлый, полный сил,
Залёг и мяк — хоть на суглинок выменяй!
Однажды имя вышло по делам
Из уст жены; сад был разбавлен светом
И небом; веял; выли пуделя —
И всё. И смерть кончается на этом.
Остались флейты (женщина не в счёт);
Остались дудки, опусы Корана,
И ветер пел, что ночи подождёт,
Что только ночь тяжёлая желанна!
Осталась четверть августа: она,
Как четверть тона, — данная струна
По мягкости дыханья, поневоле,
По запаху прохладной канифоли.
Аделина Адалис.
СМЕРТЬ
И человек пустился в тишину.
Однажды днём стол и кровать отчалили.
Он ухватился взглядом за жену,
Но вся жена разбрызгалась. В отчаяньи
Он выбросил последние слова,
Сухой балласт — «картофель… книги… летом…»
Они всплеснули, тонкий день сломав.
И человек кончается на этом.
Остались окна (женщина не в счёт);
Остались двери; на Кавказе камни;
В России воздух; в Африке ещё
Трава; в России веет лозняками.
Осталась четверть августа: она,
Как четверть месяца, — почти луна
По форме воздуха, по звуку ласки,
По контурам сиянья, по-кавказски.
И человек шутя переносил
Посмертные болезни кожи, имени
Жены. В земле, весёлый, полный сил,
Залёг и мяк — хоть на суглинок выменяй!
Однажды имя вышло по делам
Из уст жены; сад был разбавлен светом
И небом; веял; выли пуделя —
И всё. И смерть кончается на этом.
Остались флейты (женщина не в счёт);
Остались дудки, опусы Корана,
И ветер пел, что ночи подождёт,
Что только ночь тяжёлая желанна!
Осталась четверть августа: она,
Как четверть тона, — данная струна
По мягкости дыханья, поневоле,
По запаху прохладной канифоли.
Смерть, как явление, здесь предстает не как конец, но как переход, трансформация. Человек, отчаливший от привычного мира, от физического существования, обнаруживает, что его прежние опоры – стол, кровать – утратили свою значимость. Даже жена, символ самой жизни и близости, распадается на части, становясь лишь отголоском, неуловимым образом. Последние слова, произнесенные им, – это не прощание, а скорее попытка удержать хоть что-то из прошлой реальности, но и они, как «сухой балласт», лишь нарушают хрупкое равновесие момента.
Однако, поэма не останавливается на этом. Текст подчеркивает, что даже после окончательного ухода человека, мир продолжает существовать. Окна, двери – символы связи с внешним миром, остаются. Географические образы – камни Кавказа, воздух России, трава Африки, лозняки России – создают ощущение глобальности и вечности природы, контрастирующей с мимолетностью человеческой жизни. Четверть августа, как особое время, становится метафорой неполноты, но и некоего продолжения. Ее сравнение с луной по форме воздуха, звуку ласки, контурам сияния, и даже с «по-кавказски» – добавляет мистики и загадочности, намекая на нечто большее, чем просто временной отрезок.
Последующие строки раскрывают парадоксальное состояние человека после смерти. Он «шутя переносит посмертные болезни кожи, имени жены». Это метафора принятия, отказа от борьбы. Земля, где он «залёг и мяк», становится новым, естественным домом, местом покоя, где его «выменяют» на суглинок – стихию, из которой он когда-то был создан. Даже имя жены, которое когда-то было частью его сущности, теперь «вышло по делам», освобождая его от последней связи. Сад, свет, небо, вой пуделей – все это элементы мира, который продолжает жить своей жизнью, даже без присутствия человека.
И снова, смерть не является абсолютным концом. «И смерть кончается на этом». Возникает новое перечисление оставшихся сущностей: флейты, дудки, «опусы Корана» – артефакты культуры, памяти, духовности. Ветер, который поет о том, что «ночи подождёт», символизирует цикличность, вечное движение. Ночь, как символ таинства, покоя, «тяжёлая желання», указывает на глубину и значимость этой новой фазы бытия. И снова, четверть августа, но уже как «четверть тона» – данная струна, подчеркивает музыкальность, гармонию, которая остается. Мягкость дыханья, поневоле, запах прохладной канифоли – все это чувственные образы, которые продолжают существовать, даже когда человек уходит. Это говорит о том, что жизнь, в ее различных проявлениях, продолжается, трансформируясь, но не исчезая полностью.
Аделина Адалис.