Девочки пели в масках в церковном хоре
Девочки пели в масках в церковном хоре
Богородица выгони путина вон
у Надежды Толоконниковой плакал ребёнок
а Достоевский не велел, чтобы плакал он
и храм был страшен как панк-молебен
и их тогда отвели в тюрьму
красиво одетых нежных царевен
под масками слёз не видать никому
все плакали тихо, но вой был жуток
и лишь далеко в кирпичном кремле
причастный к тайнам, плакал путин
на что Фёдор Михалыч как раз положительно смотрел
Андрей Родионов.
Девочки пели в масках в церковном хоре
Богородица выгони путина вон
у Надежды Толоконниковой плакал ребёнок
а Достоевский не велел, чтобы плакал он
и храм был страшен как панк-молебен
и их тогда отвели в тюрьму
красиво одетых нежных царевен
под масками слёз не видать никому
все плакали тихо, но вой был жуток
и лишь далеко в кирпичном кремле
причастный к тайнам, плакал путин
на что Фёдор Михалыч как раз положительно смотрел
Этот эпизод, словно вырванный из контекста истории, рисует картину отчаянного протеста, где искусство и вера переплетаются с политической реальностью. Девочки, участницы группы Pussy Riot, выбрали для своего выступления не просто храм, но и символ власти, призывая к переменам. Их маски, ставшие символом анонимности и одновременно скрытой силы, скрывали не только лица, но и боль, страх, но и несгибаемую волю.
Церковный хор, обычно ассоциирующийся с умиротворением и молитвой, здесь превращается в арену для смелого заявления. Обращение к Богородице с призывом «выгони путина вон» – это не просто слова, это крик души, направленный против несправедливости и угнетения. Этот призыв отражает глубокое разочарование в действующей власти, в её действиях, которые, по мнению многих, противоречат христианским ценностям.
Сцена с Надеждой Толоконниковой и её плачущим ребёнком добавляет личной трагедии в общую картину. Это напоминание о том, что за каждым протестом стоят реальные люди, с их семьями, заботами и страданиями. И здесь автор проводит параллель с Достоевским, намекая на его глубокое понимание человеческой природы, на его размышления о страданиях и роли детей в этом мире. «А Достоевский не велел, чтобы плакал он» – это не буквальное цитирование, а скорее аллюзия на его произведения, где тема детских страданий занимает особое место. Писатель, сам переживший многое, знал, как тяжело видеть плачущего ребёнка, и как важно защитить его от боли.
«И храм был страшен как панк-молебен» – это метафора, которая потрясает своей силой. Панк-молебен – это оксюморон, соединение несоединимого: священного и бунтарского. Храм, место умиротворения, становится местом вызова, местом, где сталкиваются разные миры, разные ценности. Страх, который ощущается в этом «страшном» храме, – это страх перед неизвестностью, перед последствиями, но и страх перед системой, которая не терпит инакомыслия.
«И их тогда отвели в тюрьму» – это закономерное, но от этого не менее трагичное продолжение истории. Красиво одетые, нежные царевны – это образ, контрастирующий с суровой реальностью тюремных стен. Их красота и нежность становятся ещё более пронзительными на фоне брутальности системы. «Под масками слёз не видать никому» – это ещё одно напоминание о том, что истинные чувства скрыты, но они присутствуют, они сильны. Маски, которые были символом протеста, теперь становятся щитом, защищающим от дальнейших ударов.
«Все плакали тихо, но вой был жуток» – в этом предложении заключена вся сила подавленного горя. Тихое плаканье – это внешняя сдержанность, но внутренний «вой» – это крик души, который невозможно заглушить. Этот вой слышен не только тем, кто находится рядом, но и тем, кто далеко, кто находится у власти.
«И лишь далеко в кирпичном кремле, причастный к тайнам, плакал путин» – это кульминация стихотворения, где автор проводит неожиданную параллель. Путин, как символ власти, как тот, кто принимает решения, оказывается в ситуации, где он тоже «плачет». Но это плач другого рода – плач отчаяния, или, возможно, плач осознания своей ответственности, или даже плач от невозможности управлять всем. «Причастный к тайнам» – это намёк на скрытые механизмы власти, на закулисные игры, которые остаются недоступными для понимания обычных людей.
«На что Фёдор Михалыч как раз положительно смотрел» – это финальный штрих, который связывает всё воедино. Автор, обращаясь к Достоевскому, как бы говорит: вот, этот писатель, который так глубоко исследовал человеческие души, их страдания и падения, сейчас, наверное, с пониманием наблюдал бы за этой сценой. Он увидел бы в этом плаче, даже в плаче Путина, отражение той самой сложности человеческой натуры, которую он так мастерски описывал. Это не оправдание, а скорее констатация того, что даже в самых неожиданных ситуациях проявляются те самые вечные темы, о которых писал Достоевский: страдание, власть, совесть и человеческая природа.
Андрей Родионов.