Где ночь отвесная в падении свободном

Где ночь отвесная в падении свободном
ни перьев золотых ни каблуков
там гладь небесная еще надежней водной
смыкается и не дает кругов

второе солнце смерти поднималось
железное над городом. Но мы
не слушая его опять пытались
прикрыться пыльною одной полой зимы

одним ее невнятным одеялом
от собственных холодных светлых глаз
вторая стража смерти всё кричала
по имени не забывая нас

Всё отделенное страницею, двумя ли,
всё неопасное невидимо. Усни,
чума идет по улице. Едва ли
после войны ты вспомнишь эти дни

Анна Горенко.

Где ночь отвесная в падении свободном
ни перьев золотых ни каблуков
там гладь небесная еще надежней водной
смыкается и не дает кругов. Это ощущение абсолютной беззащитности, когда даже небеса, казалось бы, обещающие покой, становятся частью этой бездны, где нет никаких ориентиров, ни возвышенности, ни опоры. Нет золотых перьев, символизирующих власть или высшее покровительство, нет каблуков, означающих уверенное движение вперед. Только пустота, зияющая бездна, где гладь небес, подобно застывшей воде, сомкнулась, не оставляя даже намека на рябь, на движение, на жизнь.

второе солнце смерти поднималось
железное над городом. Но мы
не слушая его опять пытались
прикрыться пыльною одной полой зимы. Это образ наступающей катастрофы, воплощенной в «железном солнце» – безжалостном, холодном, не оставляющем надежды. Оно поднимается над городом, как предвестник неминуемой гибели, символизируя тотальный контроль и абсолютную власть разрушения. Но люди, несмотря на это, продолжают упорно отрицать реальность, цепляясь за остатки прошлого, за иллюзорное укрытие. «Пыльная пола зимы» – это метафора чего-то ветхого, изношенного, не способного защитить от надвигающегося ужаса. Это попытка спрятаться под одеялом из прошлого, которое уже не имеет никакой силы.

одним ее невнятным одеялом
от собственных холодных светлых глаз
вторая стража смерти всё кричала
по имени не забывая нас. Это одеяло, сотканное из неясных воспоминаний, из полузабытых надежд, призвано скрыть от самого себя, от осознания собственной уязвимости. «Холодные светлые глаза» – это, возможно, глаза тех, кто уже потерял все, кто видит реальность без прикрас, чьи глаза отражают ужас происходящего. И даже в этом отчаянном самообмане, «вторая стража смерти» – возможно, новый виток испытаний, новое проявление рока – не забывает о людях. Она кричит, называя их по имени, напоминая о том, что уйти от судьбы невозможно. Это настойчивое, неумолимое преследование, которое не оставляет шансов на спасение.

Всё отделенное страницею, двумя ли,
всё неопасное невидимо. Усни,
чума идет по улице. Едва ли
после войны ты вспомнишь эти дни. Здесь происходит переход к более конкретным образам, но сохраняется ощущение призрачности, нереальности происходящего. «Отделенное страницей» – это то, что кажется далеким, книжным, не имеющим отношения к жизни. «Неопасное, невидимое» – это то, что мы предпочитаем не замечать, игнорировать, потому что столкновение с ним было бы слишком болезненным. Но даже это мнимое спокойствие разрушается. «Чума идет по улице» – это прямое указание на надвигающуюся беду, на болезнь, которая несет смерть и разрушение. И здесь возникает горькая ирония: после войны, которая, вероятно, уже была или еще грядет, эти дни, наполненные страхом и отчаянием, возможно, будут забыты. Война стирает память, обесценивает прошлые страдания, оставляя после себя лишь пустоту и новые раны. Это трагическое осознание того, как легко люди забывают о пережитом, как быстро стираются следы даже самых страшных событий.

Анна Горенко.