Дедушкин и бабушкин портреты
Я у сердца мимо пронесу
Мимо касс, где белые скелеты
Документы держат на весу
Хорошо, а дальше?
Дальше так:
Каждый день я выхожу из дома
Положить их в тёмный дальний мрак
Где пирует сладкая истома
И пустяк ложится на пустяк
Мне охота выйти и уйти
Но у сердца губы говорят:
Нам бы баньку затопить в груди
И смотреть вокруг на все велят
Хорошо, а дальше?
Дальше так:
Вижу, как растущее число
Выходящих набело из дома
В воздухе вокруг произросло
Будто серая магнитная солома
Пронизала склоны и овраг
За свои края выходит ум
И идёт сквозь лес в универмаг
Чтоб купить муку или изюм
Хорошо, а дальше?
Дальше так:
Бабушка и дедушка лежали
В войлоке у сердца, нисходя
В тьму открытую, и тихо дребезжали
Рты открыв и плавились, шутя
В это долгое летящее мгновенье
В полуметре над землей висел
Шар луны в речной пахучей пене
И сходить отсюда не хотел
Голова болела, машина отъезжала
Думал про себя: какой мудак
Жизнь прожить и плакать: мало, мало
Гладил я и кошек и собак
Хорошо, а дальше?
Дальше так.
Андрей Гришаев.
Дедушкин и бабушкин портреты
Я у сердца мимо пронесу
Мимо касс, где белые скелеты
Документы держат на весу
Эти портреты, словно якоря, привязаны к моему сердцу, к самому центру моего существа. Я проношу их мимо, словно стараясь дистанцироваться от чего-то, что одновременно и важно, и обременительно. Кассы, где «белые скелеты» держат документы на весу – это метафора бюрократии, бездушной системы, которая взвешивает, оценивает, классифицирует, но не видит за цифрами и бумагами живых людей, их истории, их боль и радость. Это мир формальностей, где истинные ценности, такие как память о близких, остаются где-то в стороне, недооцененными.
Хорошо, а дальше?
Дальше так:
Каждый день я выхожу из дома
Положить их в тёмный дальний мрак
Где пирует сладкая истома
И пустяк ложится на пустяк
Каждое утро, совершая этот ритуал, я словно уношу частичку себя, эти портреты, в некое условное место. «Тёмный дальний мрак» – это не столько физическое пространство, сколько состояние души, область забытья, куда, возможно, стремятся эти образы, устав от суеты мира. Там, в этом «мраке», царит «сладкая истома» – некое безмятежное, возможно, даже летаргическое состояние, где нет острых углов, где всё сглажено. «Пустяк ложится на пустяк» – это ощущение бесцельности, рутины, где одно незначительное событие сменяет другое, не оставляя следа. Это погружение в обыденность, где даже память о самых дорогих людях становится частью этого бесконечного потока мелочей.
Мне охота выйти и уйти
Но у сердца губы говорят:
Нам бы баньку затопить в груди
И смотреть вокруг на все велят
Но внутри, в глубине моего «сердца», звучит другой голос. Желание «выйти и уйти» – это стремление к свободе, к освобождению от этой рутины, от груза прошлого. Однако, «губы у сердца» – это метафора интуиции, внутреннего голоса, который напоминает о другом. «Затопить баньку в груди» – это образ внутреннего очищения, разогрева, пробуждения чувств. Это желание не просто существовать, а жить полной жизнью, ощущать тепло, страсть, жизнь. И тогда, когда «банька затоплена», появляется способность «смотреть вокруг на все», видеть мир во всей его полноте, а не только сквозь призму повседневности.
Хорошо, а дальше?
Дальше так:
Вижу, как растущее число
Выходящих набело из дома
В воздухе вокруг произросло
Будто серая магнитная солома
Пронизала склоны и овраг
За свои края выходит ум
И идёт сквозь лес в универмаг
Чтоб купить муку или изюм
Здесь образ меняется. «Растущее число выходящих набело из дома» – это, возможно, символизирует пробуждение людей, их выход из состояния «мрака» и «истомы» в реальность. «Набело» – означает чисто, без ошибок, без прежних сомнений. Но эта реальность окутана чем-то невидимым, но всепроникающим – «серой магнитной соломой», которая «пронизала склоны и овраг». Это может быть метафорой информационного поля, технологий, которые сближают и одновременно обезличивают, или же просто ощущением всеобщей, но бесцветной активности. «За свои края выходит ум» – это состояние, когда человек выходит за рамки привычного мышления, когда сознание расширяется. И этот расширенный ум, ведомый, возможно, инстинктами или новой потребностью, «идёт сквозь лес в универмаг». Лес – это природное, дикое, а универмаг – символ цивилизации, потребления. Такая дихотомия подчеркивает сложность современного мира. Цель – «купить муку или изюм» – это возвращение к самым базовым, земным потребностям, к элементарным вещам, которые составляют основу жизни, несмотря на все метафизические блуждания.
Хорошо, а дальше?
Дальше так:
Бабушка и дедушка лежали
В войлоке у сердца, нисходя
В тьму открытую, и тихо дребезжали
Рты открыв и плавились, шутя
Возвращение к портретам, но уже в более интимном, почти физическом ощущении. «В войлоке у сердца» – это как будто они стали частью меня, частью моего внутреннего мира, уютно устроившись в самой его глубине. «Нисходя в тьму открытую» – это метафора ухода, смерти, но не в страхе, а в некой свободе, в пространстве, которое не имеет границ. «Тихо дребезжали», «рты открыв и плавились, шутя» – это очень необычный, но трогательный образ. Дребезжание может быть отзвуком их жизни, их голосов, их смеха. «Плавились, шутя» – это, возможно, аллегория того, как их образы, их память, растворяются в моем сознании, но этот процесс происходит без боли, с неким легким, ироничным оттенком, как будто они сами принимают свою судьбу с юмором.
В это долгое летящее мгновенье
В полуметре над землей висел
Шар луны в речной пахучей пене
И сходить отсюда не хотел
Этот момент замирает. «Долгое летящее мгновенье» – это ощущение вневременности, когда прошлое, настоящее и, возможно, будущее сливаются. Луна, символ таинственности, женского начала, покоится низко, «в полуметре над землей», в «речной пахучей пене». Это создает образ близости, осязаемости, но при этом сохраняет мистическую атмосферу. Луна, «не желающая сходить», символизирует стойкость памяти, неизменность чего-то важного, что остается с нами, несмотря на течение времени и уход близких.
Голова болела, машина отъезжала
Думал про себя: какой мудак
Жизнь прожить и плакать: мало, мало
Гладил я и кошек и собак
И вот, реальность возвращается. Головная боль – физическое проявление внутреннего дискомфорта. «Машина отъезжала» – символ ухода, расставания, конца чего-то. Внутренний монолог «какой мудак» – это самокритика, возможно, за упущенные возможности, за неверные решения, за то, что не ценил моменты. Фраза «Жизнь прожить и плакать: мало, мало» – это глубокое чувство неудовлетворенности, ощущение, что прожил недостаточно полно, что многое упущено, что даже слезы не могут выразить всей глубины этого ощущения. И в этот момент, когда мир кажется серым и полным сожалений, единственным утешением становится простой, безусловный акт любви – «гладил я и кошек и собак». Это возвращение к животному, к истинному, к тому, что не требует слов и оправданий, к тому, что просто любит и принимает.
Хорошо, а дальше?
Дальше так.
Андрей Гришаев.