Дорожка
если соль и озноб – вот мой лоб
дай мне по лбу нефритовой ложкой
дай мне, гипсовой неваляшке,
там, на неведомой нам дорожке
может быть, ходят стальные кошки,
скачут женщины-амазонки
ползут женщины-алкоголички
всё гоголевское прошлое раз за разом
повторяющее сигнал: человек за бортом!
повторяющее мантрой: ах, гумберт гумберт,
что ж тогда аборт-то не сделал
гумберт гумберт, чего ж не сделал
Татьяна Мосеева.
дорожка
если соль и озноб – вот мой лоб
дай мне по лбу нефритовой ложкой
дай мне, гипсовой неваляшке,
там, на неведомой нам дорожке
может быть, ходят стальные кошки,
скачут женщины-амазонки
ползут женщины-алкоголички
всё гоголевское прошлое раз за разом
повторяющее сигнал: человек за бортом!
повторяющее мантрой: ах, гумберт гумберт,
что ж тогда аборт-то не сделал
гумберт гумберт, чего ж не сделал
Эта дорожка, метафорическая и реальная одновременно, ведет в глубины сознания, где переплетаются страхи, фантазии и неприглядные аспекты человеческой природы. Соль и озноб – это не просто физические ощущения, но и символы внутренней тревоги, предчувствия чего-то недоброго, холодного и проникающего. Лоб, как центр разума и восприятия, принимает этот удар, эту соль, этот озноб. Нефритовая ложка – образ хрупкости и, возможно, бесполезности в попытке облегчить страдания. Гипсовая неваляшка – символ неживого, но устойчивого, чего-то, что, несмотря на удары, возвращается в исходное положение, но не меняется по сути. Она, как и лирический герой, обречена на повторение, на неизменность в своих страданиях.
Неведомая дорожка – это пространство, где реальность искажается, где обыденное переплетается с мифическим, где грани между нормальным и патологическим стираются. Стальные кошки – образ чего-то механистического, холодного, неумолимого, возможно, символизирующего бездушные силы судьбы или общественного давления. Женщины-амазонки – воплощение силы, агрессии, бунта, но в данном контексте, возможно, также и утраченной женственности, превращенной в нечто чуждое и пугающее. Женщины-алкоголички – символ деградации, падения, саморазрушения, отражение глубокой внутренней боли и отчаяния, которое общество часто пытается игнорировать или осуждать.
Всё это, как будто вырвавшееся из гоголевского прошлого, где абсурд и трагедия сливаются в единое целое, повторяется раз за разом. Гоголевские персонажи, с их страстями, пороками и нелепыми ситуациями, становятся метафорой вечного круговорота человеческих слабостей и ошибок. Сигнал «человек за бортом!» – это крик о помощи, о том, что кто-то потерян, кто-то тонет в пучине собственных проблем, в бездне отчаяния. Это может быть и личная трагедия, и более широкое социальное явление, отражающее потерю ориентиров, утрату смысла.
Мантра «ах, гумберт гумберт, что ж тогда аборт-то не сделал, гумберт гумберт, чего ж не сделал» – это обращение к одному из самых мрачных и противоречивых образов мировой литературы, к Гумберту Гумберту из «Лолиты» Набокова. Это не просто цитата, а болезненное рефлексивное восклицание, ставящее под сомнение выбор, действие или бездействие, которое привело к необратимым последствиям. Вопрос об аборте – это вопрос о предотвращении рождения зла, о возможности остановить распространение порока, боли, травмы. Это горькое осознание упущенных возможностей, невысказанных слов, непредпринятых действий, которые могли бы изменить ход событий. В этом вопросе звучит отчаяние, невозможность исправить прошлое и страх перед его повторением. Дорожка ведет к этим экзистенциальным вопросам, к осознанию собственной ответственности и к невыносимой тяжести последствий.
Татьяна Мосеева.