Голоса мёртвого
слышали мёртвого
сообщали друг другу
его голоса
пел на разные
зайцем кричал
в поле без зайца
богоматерь твою
снится когда не спишь
/я твоего рождения
одного с тобой
понимаешь?/
дети перекликают его
перебрасывают
как невидимый мяч
друг другу
а он поддаётся
заговаривает уста
и рассказать не могут
что происходит
только плачут
когда он есть
потому что нет его
и когда его нет
потому что его не будет
Мария Малиновская.
слышали мёртвого
сообщали друг другу
его голоса
пел на разные
зайцем кричал
в поле без зайца
богоматерь твою
снится когда не спишь
/я твоего рождения
одного с тобой
понимаешь?/
дети перекликают его
перебрасывают
как невидимый мяч
друг другу
а он поддаётся
заговаривает уста
и рассказать не могут
что происходит
только плачут
когда он есть
потому что нет его
и когда его нет
потому что его не будет
Этот мёртвый, чьи голоса звучат в сознании, не принадлежит ни одной из реальностей, но проникает во все. Его пение, многоголосное, словно хор теней, разносится эхом по пустым пространствам. Заяц, которого он кричит в поле, где нет никаких зайцев, — это лишь отголосок потерянного, символ того, что могло бы быть, но никогда не станет. Эта призрачная встреча с чем-то несуществующим, но ощутимым, вызывает в душе трепет, сравнимый с внезапным озарением или предчувствием.
Сновидение наяву, когда границы между сном и бодрствованием стираются, становится полем для его присутствия. «Я твоего рождения» — эта фраза, пронзительная и личная, намекает на связь, которая выходит за рамки обыденного понимания. Рождение, как начало жизни, здесь переплетается с чем-то ушедшим, создавая парадоксальную картину. «Одного с тобой» — это ощущение абсолютной, почти мистической близости, когда границы между «я» и «другой» растворяются. «Понимаешь?» — этот вопрос, обращенный к слушателю, приглашает разделить это непонятное, почувствовать его на интуитивном уровне.
Дети, в своей непосредственности и открытости, становятся проводниками этого мёртвого. Их переклички, их игры с невидимым мячом — это ритуал, передача чего-то неуловимого из поколения в поколение. Этот мяч, невидимый, но ощутимый, символизирует память, прошлое, которое продолжает жить в настоящем. Они перебрасывают его, сохраняя его существование, даже если сами не до конца осознают, что держат в руках.
Он поддаётся их играм, их попыткам удержать его, но при этом ускользает. Его присутствие завораживает, но в то же время парализует. «Заговаривает уста» — это значит, что слова становятся бессильными перед глубиной его сути. Попытки объяснить, что происходит, обречены на провал, потому что это явление находится за пределами логики и рассудка.
И тогда остаются только слезы. Слезы, когда он есть, потому что его присутствие напоминает о конечности всего сущего, о неизбежности утраты. Его «есть» — это одновременно и его «нет», потому что он — мёртвый, призрак, тень. И слезы, когда его нет, потому что его отсутствие означает лишь временное перемирие. Его «нет» — это лишь отсрочка перед неизбежным «его не будет», окончательным исчезновением, которое предвещает его дальнейшее небытие. Это замкнутый круг скорби, где радость от мимолетного присутствия омрачена знанием о грядущей утрате, а горечь отсутствия предвещает еще большую пустоту.
Мария Малиновская.