КАК ПОЖЕЛАЕТ ДЫМ
Подходили с ножницами к лицу,
к рукам святых, как к сухим ручьям —
их дым летел по пустым площадям
в спину тем, кто подходит к концу.
Били в снегу, и ты будешь бить в снегу,
один, через не могу,
ссыпая черемуху в кафельный гул диспансера.
И ждет тебя всю судьбу
охота за собственным голосом, человек.
Но и другая, жадная, словно вера,
зимних ароидных и аптек
изумрудных охота, что чище и злее щекотки,
есть в таинственном мире живых —
на пленников лифта, на заячьи губы их,
их небесного цвета колготки.
Подходили с ножницами к лицу,
глухие, как после удара.
Мы были мной, никем другим мы здесь не были.
На федеральных землях, черных от пара — кинематограф, осень, военная ночь.
На рассвете очнется беглец:
меж указательным и большим
маленький твердый предмет.
Это кирпичик лего? Резец?
Слово, которого нет?
— Как пожелает дым.
Наталья Явлюхина.
КАК ПОЖЕЛАЕТ ДЫМ
Подходили с ножницами к лицу,
к рукам святых, как к сухим ручьям —
их дым летел по пустым площадям
в спину тем, кто подходит к концу. Этот образ, пропитанный ощущением необратимости и некоторой отстраненности, рисует картину прощания, где даже святыни кажутся увядшими, а их духовное наследие рассеивается, как дым, оставляя лишь пустоту. Дым, символ эфемерности и исчезновения, здесь становится метафорой для уходящей жизни, уходящей сущности, которая не может быть удержана. Он летит «в спину тем, кто подходит к концу», подчеркивая неизбежность этого финала и ощущение беспомощности перед ним.
Били в снегу, и ты будешь бить в снегу,
один, через не могу,
ссыпая черемуху в кафельный гул диспансера.
И ждет тебя всю судьбу
охота за собственным голосом, человек. Этот фрагмент переносит нас в более личное, почти физическое испытание. Снег, как символ холода, одиночества и препятствий, становится ареной борьбы. «Бить в снегу» – это метафора упорства, отчаянной попытки пробиться сквозь трудности, даже когда силы на исходе. «Один, через не могу» – подчеркивает крайнюю степень самоотдачи и преодоления. Образ «черемухи», ссыпаемой в «кафельный гул диспансера», создает резкий контраст между природной красотой и стерильной, бездушной атмосферой медицинского учреждения. Это может символизировать попытку сохранить что-то живое, естественное в условиях болезни, изоляции или даже смерти, где красота природы сталкивается с реальностью человеческих страданий. «Охота за собственным голосом» – глубоко экзистенциальная тема, поиск своей идентичности, своего истинного «Я», своего права на существование и самовыражение. Это поиск утраченного или ненайденного голоса, который позволит быть услышанным, быть собой.
Но и другая, жадная, словно вера,
зимних ароидных и аптек
изумрудных охота, что чище и злее щекотки,
есть в таинственном мире живых —
на пленников лифта, на заячьи губы их,
их небесного цвета колготки. Здесь мир живых предстает как место с двойственной природой. Наряду с внутренней борьбой, существует и внешняя, более изощренная «охота». Она «жадная, словно вера», что намекает на фанатизм, на слепую, всепоглощающую страсть. «Зимние ароидные» – растения, часто ассоциирующиеся с ядовитостью и скрытой опасностью, в сочетании с «аптеками», местами исцеления или наоборот, зависимости, создают атмосферу таинственности и потенциальной угрозы. «Изумрудная охота» – образ, вызывающий ассоциации с чем-то драгоценным, но в то же время хищным, как глаза змеи или хищной птицы. Эта охота «чище и злее щекотки», что подчеркивает ее тонкость, но в то же время и болезненность, и коварство. Объектами этой охоты становятся «пленники лифта» – люди, застрявшие в рутине, в замкнутом пространстве, символизирующем их ограниченность и беспомощность. «Заячьи губы» – образ, вызывающий ассоциации с уязвимостью, испугом, а «небесного цвета колготки» – с некоторой наивностью, даже детской беззащитностью, но в контексте «охоты» эти детали приобретают зловещий оттенок, намекая на эксплуатацию или преследование самых слабых и уязвимых.
Подходили с ножницами к лицу,
глухие, как после удара.
Мы были мной, никем другим мы здесь не были.
На федеральных землях, черных от пара — кинематограф, осень, военная ночь.
На рассвете очнется беглец:
меж указательным и большим
маленький твердый предмет.
Это кирпичик лего? Резец?
Слово, которого нет?
— Как пожелает дым.
Возвращение к образу «ножниц» и «лица» усиливает ощущение физической или метафорической кастрации, потери части себя. «Глухие, как после удара» – состояние шока, оцепенения, когда мир звучит приглушенно, а реальность воспринимается искаженно. «Мы были мной, никем другим мы здесь не были» – утверждение абсолютной самоидентичности, но в контексте предыдущих строк оно может означать и полную изоляцию, неспособность выйти за пределы собственного «Я», даже перед лицом внешних угроз. «Федеральные земли, черные от пара» – образ индустриального, возможно, пост-апокалиптического пейзажа, где «черный от пара» может символизировать загрязнение, индустриальную мощь или даже дым от пожаров. «Кинематограф, осень, военная ночь» – эта комбинация создает атмосферу меланхолии, упадка и напряженности. Кино как отражение жизни, осень как время увядания, и военная ночь как символ страха и опасности. «Беглец», пробуждающийся на рассвете, символизирует надежду на освобождение, на новый старт. «Маленький твердый предмет» между пальцами – это символ чего-то конкретного, но его природа остается загадкой. «Кирпичик лего» – намек на детство, на что-то простое, но возможно, слишком хрупкое. «Резец» – инструмент для создания или разрушения. «Слово, которого нет» – это, возможно, самое важное: утраченная истина, забытая идея, или же наоборот, новое, еще не рожденное слово, которое может изменить все. Финальная фраза «Как пожелает дым» возвращает нас к началу, подчеркивая непредсказуемость судьбы, зависимость от внешних, неподконтрольных сил, и эфемерность всего сущего. Судьба человека, его обретения и потери, его борьба и его конец – все это подчинено невидимым, неуправляемым потокам, подобным прихотливому движению дыма.