ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ
Весь город в серебряном блеске
От бледно-серебряных крыш, —
А там на твоей занавеске
Повисла летучая мышь.
Мерцает неслышно лампада,
Чуть видно белеет плечо,
Всё небо мне шепчет: «не надо»,
Она повторяет: «ещё!»
Покорен губительной власти,
Как узник брожу близ окон,
Дрожат мои руки от страсти,
В ушах моих шум веретён.
Весь город в серебряном блеске
От бледно-серебряных крыш,
А там, у неё — к занавеске
Приникла летучая мышь.
Упав на седой подоконник,
Не знаю небесных красот.
Явись! твой поэт и поклонник
Измучен, бессилен, зовёт.
Мерцает неслышно лампада,
Чуть видно белеет плечо,
Всё небо лепечет: «не надо»,
Чудовище шепчет: «ещё!»
Валерий Брюсов.
ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ
Весь город в серебряном блеске
От бледно-серебряных крыш, —
В ночной тишине, в полумраке, где тени скользят,
А там на твоей занавеске
Повисла летучая мышь.
Она, словно символ таинственного, неведомого,
Привлекла мой взгляд, как магнит, в этой спящей обители.
Её силуэт, вычерченный на фоне лунного света,
Словно знак судьбы, пришедший из глубин вечности.
Этот образ, запечатленный в памяти, не дает покоя,
Он преследует в снах, рождая смутные предчувствия.
Мерцает неслышно лампада,
Чуть видно белеет плечо,
Всё небо мне шепчет: «не надо»,
Она повторяет: «ещё!»
Этот тихий шепот небес, предостерегающий и мудрый,
Контрастирует с настойчивым зовом, исходящим изнутри.
Небо, олицетворяющее разум и осторожность,
Пытается удержать меня от рокового шага.
Но душа, охваченная неведомым влечением,
Не внемлет голосу разума, поддаваясь зову страсти.
Этот внутренний диалог, раздирающий на части,
Становится источником мучительных терзаний.
Покорен губительной власти,
Как узник брожу близ окон,
Дрожат мои руки от страсти,
В ушах моих шум веретён.
Невидимые цепи сковывают,
Я прикован к этому месту, к этому образу.
Взор мой прикован к твоей занавеске,
Где висит она, эта вестница ночи.
Руки, дрожащие от невыносимого напряжения,
Свидетельствуют о буре, бушующей внутри.
Шум веретён в ушах – это не звук, а ощущение,
Символ неумолимого хода времени, приближающего неизбежное.
Это предчувствие чего-то грандиозного и пугающего,
Что вот-вот обрушится на меня, изменив всё.
Весь город в серебряном блеске
От бледно-серебряных крыш,
А там, у неё — к занавеске
Приникла летучая мышь.
И снова этот образ, повторяющийся, как наваждение.
Город спит, окутанный серебристым сиянием,
Не подозревая о драме, разыгрывающейся в одной из его комнат.
Летучая мышь, прильнувшая к занавеске,
Становится воплощением моей судьбы, моего рока.
Её присутствие здесь, у твоих окон,
Лишь усиливает ощущение близости, но и недостижимости.
Этот контраст между внешним покоем и внутренним смятением
Создает атмосферу напряженного ожидания.
Упав на седой подоконник,
Не знаю небесных красот.
Явись! твой поэт и поклонник
Измучен, бессилен, зовёт.
В отчаянии я опускаюсь на холодный подоконник,
Отрешенный от мира, от его красоты и гармонии.
Мое сердце и разум поглощены одним лишь желанием,
Одним образом, который не дает мне покоя.
Я молю о твоем появлении, о твоем присутствии,
Как голодный просит хлеба, как путник – воды.
Я, твой поэт, твой преданный поклонник,
Изнемогаю от мук, от бессилия перед этой страстью.
Мой голос, слабый и дрожащий, зовет тебя,
Умоляя о спасении, о избавлении от этого плена.
Я готов на всё, лишь бы увидеть тебя,
Лишь бы почувствовать твое дыхание, твое тепло.
Мерцает неслышно лампада,
Чуть видно белеет плечо,
Всё небо лепечет: «не надо»,
Чудовище шепчет: «ещё!»
Последний раз звучит этот диалог,
Этот вечный спор между разумом и чувством.
Лампада, как последний островок света в ночи,
Освещает хрупкое плечо, символ твоей нежности.
Небо, умоляя и предостерегая,
Пытается вернуть меня на путь истинный.
Но что такое небо перед лицом этого чудовища,
Этой страсти, охватившей мою душу?
«Чудовище» – вот как я называю это чувство,
Неуправляемое, разрушительное, но такое желанное.
Оно шепчет мне «ещё», маня в бездну наслаждения,
Обещая забвение всех тревог и страданий.
И я, сломленный, подчиняюсь его воле,
Готовый шагнуть в неизвестность, лишь бы быть рядом.
Валерий Брюсов.