На пороге, где пляшет змея и земля — кровавое дерево следа

На пороге, где пляшет змея и земля, —
кровавое дерево следа.
Я вижу, уходит через поля
немая фигура соседа.

А волны стоят в допотопном ряду.
И сеется пыль мукомола.
Старуха копается в желтом саду,
отвернутая от пола.

Что надо ей там?
Но приемник молчит,
и тихо,
по самому краю,
уходит за море соседский бандит,
закутавшись тенью сарая

Станислав Красовицкий.

На пороге, где пляшет змея и земля, —
кровавое дерево следа.
Этот след, словно выжженный на раскаленной глине, тянется от самого края мира, где горизонт сливается с пеплом забытых костров. Он несет в себе отзвуки древних ритуалов, шепот уходящих веков, и горечь невысказанных слов. Змея, символ вечного обновления и скрытой мудрости, вьется у этого следа, словно охраняя его тайну, а земля, мать всего сущего, кажется, дышит в унисон с его пульсацией.

Я вижу, уходит через поля
немая фигура соседа.
Он уходит неторопливо, словно несет на плечах груз всех своих невыполненных обещаний и несбывшихся надежд. Его фигура, окутанная дымкой утреннего тумана, растворяется в бескрайних просторах, становясь частью пейзажа, частью этой зыбкой реальности. В его молчании – вся тяжесть прожитой жизни, все невысказанные вопросы, которые так и остались висеть в воздухе, как пыльца на ветру.

А волны стоят в допотопном ряду.
Эти волны, древние, как само время, накатывают на берег с глухим рокотом, словно пытаясь рассказать о потопе, о начале и конце, о том, что было до и что будет после. Они несут в себе отголоски забытых цивилизаций, шепот потерянных душ, и вечное движение, которое не остановить. Они – свидетели всего, что происходит на земле, и их безмолвное присутствие придает картине эпический масштаб.

И сеется пыль мукомола.
Эта пыль, мелкая и невесомая, оседает на всем, словно время, которое незаметно покрывает собой все сущее. Она напоминает о труде, о повседневной жизни, о том, как из зерна рождается хлеб, а из жизни – воспоминания. Пыль мукомола – это символ постоянного движения, перемалывания прошлого, чтобы из него родилось новое. Она витает в воздухе, смешиваясь с запахом земли и моря, создавая неповторимую атмосферу.

Старуха копается в желтом саду,
отвернутая от пола.
Ее руки, изборожденные морщинами, бережно перебирают сухие листья и опавшие цветы. Желтый сад – это символ увядания, осени жизни, но в ее действиях – не отчаяние, а скорее смирение и принятие. Она ищет что-то в этой земле, возможно, корни прошлого, возможно, семена будущего. Ее спина, согнутая над землей, кажется олицетворением вечного труда, который поддерживает жизнь, несмотря на ее быстротечность.

Что надо ей там?
Этот вопрос повисает в воздухе, как невысказанная молитва. Что ищет старуха в этой земле? Возможно, потерянный оберег, возможно, воспоминание о юности, возможно, ответ на вечные вопросы бытия. Ее поиски – это метафора человеческого стремления к смыслу, к пониманию своего места в этом мире, даже когда силы покидают тело.

Но приемник молчит,
и тихо,
по самому краю,
уходит за море соседский бандит,
закутавшись тенью сарая.
Даже связь с внешним миром прервана. Приемник, символ новостей и информации, хранит молчание, подчеркивая изоляцию и одиночество. А соседский бандит, образ которого кажется несколько гротескным, уходит в закат, словно последний отблеск уходящей эпохи, унося с собой свои тайны и свои грехи. Его фигура, растворяющаяся в тени сарая, символизирует уход чего-то темного, но неотъемлемого, что было частью этой земли. Он уходит за море, туда, где заканчивается известное и начинается неизвестное, оставляя после себя лишь тишину и зыбкое ощущение завершения.