Анализ стихотворения Стефана Малларме: Символизм и интерпретация
Шелка, чей аромат мы пьем,
Любуясь выцветшим драконом,
Не предпочту шелкам исконным,
Парящим в зеркале твоем.
Плывут задумчивым тряпьем
Обрывки флагов под балконом, —
Твой локон в сумраке оконном
Ласкаю, если мы вдвоем.
Нет, сладость не вернуть былую
Обманутому поцелую,
Пока под скрученным венцом
В алмазных угасаньях бреда
Не захрипит перед концом
Задушенная им Победа!
Стефан Малларме.
Перевод Романа Дубровкина.
Quelle soie aux baumes de temps
Où la Chimère s’exténue
Vaut la torse et native nue
Que, hors de ton miroir, tu tends !
Les trous de drapeaux méditants
S’exaltent dans notre avenue :
Moi, j’ai ta chevelure nue
Pour enfouir mes yeux contents.
Non ! La bouche ne sera sûre
De rien goûter à sa morsure,
S’il ne fait, ton princier amant,
Dans la considérable touffe
Expirer, comme un diamant,
Le cri des Gloires qu’il étouffe.
Stéphane Mallarmé.
Шелка, чей аромат мы пьем,
Любуясь выцветшим драконом,
Не предпочту шелкам исконным,
Парящим в зеркале твоем.
Эти строки, пронизанные меланхолией и чувственностью, открывают перед нами мир Стефана Малларме, мир, где реальность и метафора переплетаются в сложный узор. Поэт сравнивает нежность и изысканность шелков, которые он «пьет» своим обонянием, с образом «выцветшего дракона». Этот дракон, символ древности, мифа, возможно, утраченной страсти или былого величия, уже не обладает той первозданной силой. Его выцветший вид намекает на течение времени, на неизбежную потерю яркости и силы.
В противовес этому, Малларме противопоставляет «шелкам исконным», которые «парят в зеркале твоем». Зеркало здесь выступает как отражение идеального, вечного, возможно, воспоминаний о былой любви или же идеализированного образа возлюбленной. Исконные шелка, парящие в этом зеркале, символизируют чистоту, совершенство, ту неуловимую красоту, которая сохраняется в памяти и в искусстве. Они не подвержены тлению, как выцветший дракон, они вечны в своем отражении.
Плывут задумчивым тряпьем
Обрывки флагов под балконом, —
Твой локон в сумраке оконном
Ласкаю, если мы вдвоем.
Далее поэт переносит нас на улицу, где «плывут задумчивым тряпьем обрывки флагов под балконом». Флаги, обычно символизирующие победу, единство, гордость, здесь представлены как «обрывки», «задумчивое тряпье». Это образ упадка, разобщенности, возможно, отражение общественных настроений или же личных переживаний поэта. Они уже не развеваются гордо, а скорее обвисают, подобно усталым тканям, теряя свой первоначальный смысл и силу.
Но даже в этой атмосфере упадка и меланхолии, личное переживание поэта выходит на первый план. Он находит утешение и смысл в интимной близости: «Твой локон в сумраке оконном ласкаю, если мы вдвоем». Локон возлюбленной, окутанный сумраком, становится символом нежности, интимности, той живой, осязаемой связи, которая противопоставляется абстрактным символам прошлого и упадка. В этот момент личное становится единственной реальностью, которая имеет значение.
Нет, сладость не вернуть былую
Обманутому поцелую,
Пока под скрученным венцом
В алмазных угасаньях бреда
Не захрипит перед концом
Задушенная им Победа!
Последняя строфа поднимает тему утраты и борьбы. Поэт утверждает, что «сладость не вернуть былую обманутому поцелую». Поцелуй, который был обманут, подразумевает предательство, разочарование, потерю искренности. Он не может вернуть ту первоначальную сладость, которая была присуща чистому, невинному чувству. Это состояние невозможно исправить, пока не произойдет нечто более глубокое и драматичное.
«Пока под скрученным венцом», «в алмазных угасаньях бреда», «не захрипит перед концом Задушенная им Победа!» – эти строки полны символизма. «Скрученный венец» может означать корону, потерявшую свою власть, или же символ страдания, тернового венца. «Алмазные угасанья бреда» – это, возможно, метафора умирающего сознания, угасающей надежды, где даже самые яркие моменты (алмазные) погружаются в бред и забвение.
Кульминацией становится образ «Задушенной Победы», которая «захрипит перед концом». Победа, символ триумфа, достижений, здесь оказывается задушенной, побежденной. Она не может проявиться, не может воскреснуть, пока не произойдет этот финальный, отчаянный акт – её последний хрип перед полным угасанием. Это может быть символом краха всех надежд, полного поражения, или же, наоборот, последней, отчаянной попытки возродиться, даже ценой невыносимых страданий. Малларме, как всегда, оставляет простор для интерпретации, заставляя читателя погрузиться в глубины человеческих переживаний, в вечную борьбу между светом и тьмой, между надеждой и отчаянием.
Стефан Малларме.
Перевод Романа Дубровкина.