Узнающий по первым кристаллам

узнающий по первым кристаллам
советских певиц
горькая маска повыше глотки
семилетней давности амфетамин
и твоё саблезубое сердце, энн,
постепенно оттачивают руину
собирают её из обугленных половин

нет, когда мы впервые приехали в йуд
впервые приехали в йост
с забинтованной маской от самых ворот
через оспенный перехлёст
соловея в колониальном стиле
почему бы не шест посреди двора
кровяная латунь остаётся в силе
зажигаются фаера

никогда не докуриваем до фильтра.
заплутавший в сумерках диалекта,
здесь нет-нет да и выплывет носовой.
это ультра и митра,
сполох вздрагивает от ветра,
отливается нам с тобой.

вся словарная сажа, латекс или лимерик,
стоит резать фаланги, корни на пересвет.
но в холодной воде распускается балеарик.
здесь застыл поцелуй,
оголяя последний берег.
между пальцев сгорел браслет.

и не рот, и не блик,
и не кожа в финальных блёстках.
и приталена скобка, и хватит уже о ней.
вспоминай между ветра.
путайся в подголосках.
и оставленный телом вираж станет пуст и ласков.
и цвета́ его холодней.

Валентин Воронков.

Повторение и дополнение

узнающий по первым кристаллам
советских певиц
горькая маска повыше глотки
семилетней давности амфетамин
и твоё саблезубое сердце, энн,
постепенно оттачивают руину
собирают её из обугленных половин.

Нет, когда мы впервые приехали в Йуд,
впервые приехали в Йост,
с забинтованной маской от самых ворот,
через оспенный перехлёст
соловья в колониальном стиле.
Почему бы не шест посреди двора?
Кровяная латунь остаётся в силе,
зажигаются фаера.
Эти образы, как обрывки старых плёнок, мелькают в сознании, оставляя привкус чего-то знакомого и одновременно чуждого. Это не просто воспоминания, а скорее отпечатки времени, впитавшие в себя атмосферу тех дней, когда реальность казалась искажённой, а чувства обострены до предела.

Никогда не докуриваем до фильтра.
Заплутавший в сумерках диалекта,
здесь нет-нет да и выплывет носовой.
Это ультра и митра,
сполох вздрагивает от ветра,
отливается нам с тобой.
В этой фразе кроется не только буквальное отказ от завершения сигареты, но и метафора недосказанности, незавершённости. Диалект, в котором мы заплутали, – это язык наших общих переживаний, наших невысказанных мыслей, который имеет свои собственные, неписаные правила. «Носовой» – это, возможно, скрытый, подспудный звук, который прорывается сквозь обыденность, добавляя оттенок меланхолии или узнавания. «Ультра и митра» – это крайности, противоположности, которые, тем не менее, сливаются воедино, создавая уникальное целое. Сполох, вздрагивающий от ветра, – это мимолётное, но яркое проявление чего-то, что отражается в нас, в наших душах, становясь частью нашего общего опыта.

Вся словарная сажа, латекс или лимерик,
стоит резать фаланги, корни на пересвет.
Но в холодной воде распускается балеарик.
Здесь застыл поцелуй,
оголяя последний берег.
Между пальцев сгорел браслет.
Здесь язык метафор становится ещё более насыщенным. «Словарная сажа» – это, вероятно, грубость, нечистота слов, которые мы используем, или, возможно, тёмные, неизбывные слова, которые остаются после долгих разговоров. «Латекс» и «лимерик» – это контрастные образы, один – искусственный, прилегающий, другой – лёгкий, шутливый, но несущий в себе скрытый смысл. «Резать фаланги, корни на пересвет» – это метафора самоистязания, попытки добраться до самой сути, до корней, даже если это причиняет боль. Но даже в этой боли, в этой суровой реальности, есть место для чего-то прекрасного и неожиданного. «Балеарик» (вероятно, отсылка к балеарским островам, символу умиротворения и красоты), распускающийся в холодной воде, – это образ надежды, возрождения, пробивающегося сквозь трудности. «Застывший поцелуй» – это мгновение, запечатлённое в вечности, но одновременно и утраченное. «Последний берег» – символ границы, конца, но и места, где можно остановиться. Сгоревший браслет – это символ утраченной связи, разрушенных отношений, оставшихся лишь в воспоминаниях.

И не рот, и не блик,
и не кожа в финальных блёстках.
И приталена скобка, и хватит уже о ней.
Вспоминай между ветра.
Путайся в подголосках.
И оставленный телом вираж станет пуст и ласков.
И цвета́ его холодней.
Последний куплет подводит итог, отказываясь от конкретных, чувственных деталей, которые могли бы быть восприняты слишком прямолинейно. «Не рот, не блик, не кожа» – это отказ от поверхностного, от того, что можно легко увидеть и описать. «Приталена скобка» – это, возможно, намёк на какую-то деталь, которая была важна, но теперь о ней стоит забыть, не зацикливаться. «Хватит уже о ней» – это призыв двигаться дальше. «Вспоминай между ветра» – это значит вспоминать в моменты неопределённости, в промежутках между сильными эмоциями, когда мысли свободны. «Путайся в подголосках» – это погружение в множество оттенков воспоминаний, в полутона, в неясные звуки прошлого. «Оставленный телом вираж» – это след, который оставило прошлое, но теперь он пуст, лишен прежней энергии, но при этом становится «ласков», как бы смиряясь со своей пустотой. И «цвета его холодней» – это финальное ощущение, отражающее дистанцию, отстранённость, которую время накладывает на воспоминания, делая их более спокойными, но и менее живыми.

Валентин Воронков.