Знаю звук

Знаю звук
дикого яблочка о стол,
крытый клеёнкой,
пасынка или падчерицы
прыжок, переживших родню.
Этот звук, такой острый, почти болезненный, как удар по нерву, отражает хрупкость и внезапность утраты. Яблочко, такое маленькое и дикое, падающее на грубую, клеёнчатую поверхность – это символ внезапно оборвавшейся жизни, или, быть может, резкого, неоправданного выкидыша из привычного мира. И этот прыжок, такой отчаянный, напоминающий о детской беззаботности, но окрашенный горечью потери, словно тенью прошёл по судьбе.

Знаешь, как пахнет вода
в кубе ржавеющем, подо льда коркой?
Этот запах – не просто аромат, это целая палитра воспоминаний, застывших во времени. Стылый, металлический привкус ржавчины, смешанный с чистой, но холодной водой, покрытой ледяной коркой, которая словно герметично запечатывает прошлое. Это запах забвения, но не полного, а скорее консервированного, ждущего своего часа, чтобы вновь вырваться наружу.

Так будут пахнуть трамваи —
стеклотарой, ревностью.
Представь себе летний полдень, раскаленный асфальт, и по нему медленно ползущий трамвай. Его окна, запыленные, как бутылки из-под чего-то давно выпитого, отражают мелькающие дома и лица. Но за этой внешней картиной скрывается нечто более глубокое – запах стеклотары, как отголосок прошлых праздников и опустошенных бутылок, символизирующий опустошение и одиночество. А ревность… она пропитывает воздух, как едкий дым, смешивается с запахом пыли и металла, создавая атмосферу напряжения и невысказанной боли. Это запах города, который видел слишком много, пережил слишком много, и теперь его дыхание стало тяжёлым и горьким.

Но пока — молчок,
я иду в галошах на босу ногу
закрывать ставни.
Тишина обволакивает, словно плотный туман. Шаги в галошах, неловкие, неуклюжие, отдаются глухим эхом в пустом доме. Босые ноги, чувствующие холод пола, приносят ощущение незащищенности, уязвимости. Закрывая ставни, я словно отгораживаюсь от мира, от его шума, его боли, его жестокости. Это акт самосохранения, попытка уберечь хрупкий внутренний мир от внешних угроз.

Мне одиннадцать.
В этом возрасте мир еще не потерял своих красок, но уже начал раскрывать свои темные стороны. Одиннадцать лет – это порог, когда детство еще цепляется за прошлое, но уже чувствует приближение взрослой жизни, с ее сложностями и разочарованиями. Это возраст, когда раны еще свежи, а обиды глубоки.

И я ненавижу тебя всем взорвавшимся сердцем.
Эта фраза – кульминация всего пережитого. Сердце, подобно бомбе, взорвалось от накопившейся боли, обиды, разочарования. Ненависть, такая всепоглощающая, такая искренняя, как может быть только у ребенка, которому причинили непоправимую боль. Это не просто слово, это крик души, отчаянный, полный горечи и отчаяния.

Вера Котелевская.