Больничный день: Между душной палатой и синевой неба

дежурный-огонёк-сестра
как обезболить день в палате душно
до дыр зачитан «Заводной Orange»
соседка справа спит после наркоза
лицо узбечки-бабочки-смуглянки
коленка оголилась свет на коже –
холодный молодильный зимний свет

а я лежу успения не зная
и дух захватывает от прозрачной сини
над ржавой крышей облако сияет
неутомимо строит дом – подвижный лёгкий

Татьяна Грауз.

дежурный-огонёк-сестра
как обезболить день в палате душно
до дыр зачитан «Заводной Orange»
соседка справа спит после наркоза
лицо узбечки-бабочки-смуглянки
коленка оголилась свет на коже –
холодный молодильный зимний свет

а я лежу успения не зная
и дух захватывает от прозрачной сини
над ржавой крышей облако сияет
неутомимо строит дом – подвижный лёгкий

В больничной тишине, где каждый шорох отдается эхом,
время тянется медленно, как густой сироп.
Стены палаты, словно сжатые объятия,
давят своей монотонностью, вызывая тоску.
Воздух, пропитанный запахом лекарств и тревоги,
становится тяжелым, удушливым, не давая вздохнуть полной грудью.
Единственное спасение – книга, верный спутник в этом заточении.
«Заводной апельсин», его страницы истерты от многократного чтения,
словно отражение собственной души, ищущей выход из замкнутого круга.
Слова Бёрджеса, бунтарские и дерзкие,
переносят в другой мир, где есть место свободе и вызову.

Соседка справа, окутанная блаженным сном,
дышит ровно, не ведая тревог.
После наркоза, её лицо, словно фарфоровая маска,
хранит следы недавней борьбы.
Узкое, смуглое лицо, напоминающее экзотическую бабочку,
застыло в полудреме, покачиваясь в ритме дыхания.
Тонкие черты, выразительные брови,
скрывают в себе целую вселенную, недоступную в этот момент.
Внезапно, край одеяла сползает,
и коленка, нежная и гладкая, оголяется.
Свет, падающий из окна, скользит по коже,
оставляя холодный, молодильный след.
Это свет зимнего утра, проникающий сквозь стекла,
чистый и пронзительный, как весенний лед.
Он не греет, но наполняет пространство особой энергией,
приносящей ощущение свежести и обновления,
даже в стенах больничной палаты.

А я лежу, не находя покоя,
мысли витают где-то далеко,
вдали от этой реальности,
где каждый вдох – это усилие,
где боль – постоянный спутник.
Неужели нет спасения от этой тягостной ноши?
Неужели нет момента, когда душа сможет отдохнуть?
Но вдруг, взгляд мой устремляется вверх,
к окну, открывая вид на небо.
И там, над ржавой крышей соседнего здания,
раскинулось бескрайнее, прозрачное синее полотно.
Оно настолько чистое, настолько глубокое,
что кажется, будто можно утонуть в этой бездне.
И среди этой безмятежной синевы,
медленно плывет облако.
Оно не похоже на обычные, серые массы,
а словно соткано из света.
Сияет, переливается, меняет формы,
неутомимо строит в небе свои воздушные замки.
Подвижное, лёгкое, оно кажется живым,
создающим свой собственный мир,
независимый от земных забот.
Это зрелище завораживает,
отвлекая от боли и тревог,
наполняя душу странным, но утешительным спокойствием.
В этой красоте, в этой бесконечности,
есть что-то вечное, что-то, что превосходит
сиюминутную боль и страдание.
И в этот момент, кажется,
что даже в самом душном дне,
даже в самой мрачной палате,
можно найти свой собственный,
неугасимый огонёк надежды.

Татьяна Грауз.