Девочкой
кто-то родился девочкой в каком-то странном советском году
в маленьком городе где холодно все холодные
кормятся серыми макаронами и тушеной соленой капустой
с потолков свисают белые лампы-шары на длинных стеблях
за окном очень темно но неожиданно очень вкусными оказываются бублики с маком
если их есть на морозе по дороге из детского сада
любви нет нигде и ты это откуда-то знаешь и конечно не ждешь
в пять лет на улице Карла-Маркса и ты всегда будешь помнить белый свет облачного
неба невысокие зеленые кусты с жесткими листочками круг на земле ножичек в руке
узнаёшь что ты вообще-то даже не тот для кого сделали этот мир
Лида Юсупова.
девочкой
кто-то родился девочкой в каком-то странном советском году
в маленьком городе где холодно все холодные
кормятся серыми макаронами и тушеной соленой капустой
с потолков свисают белые лампы-шары на длинных стеблях
за окном очень темно но неожиданно очень вкусными оказываются бублики с маком
если их есть на морозе по дороге из детского сада
любви нет нигде и ты это откуда-то знаешь и конечно не ждешь
в пять лет на улице Карла-Маркса и ты всегда будешь помнить белый свет облачного
неба невысокие зеленые кусты с жесткими листочками круг на земле ножичек в руке
узнаёшь что ты вообще-то даже не тот для кого сделали этот мир
Лида Юсупова.
В этом городе, застывшем во времени, каждый день казался одинаковым, словно выцветшая фотография. Зимы длились бесконечно, покрывая улицы толстым слоем снега, который скрипел под ногами, заглушая звуки мира. Серые макароны, переваренные до состояния каши, и тушеная соленая капуста, чья кисловатость въедалась в память, были единственным утешением в скудном рационе. Лампы-шары, свисающие с потолков, отбрасывали тусклый, призрачный свет, делая комнаты еще более унылыми. За окном, когда солнце давно скрывалось за горизонтом, мир погружался в густую, непроглядную тьму, и только редкие фонари выхватывали из нее силуэты деревьев, похожих на корявые пальцы.
Но даже в этой серости находилось место для маленьких радостей. Бублики с маком, купленные на последние копейки, казались настоящим сокровищем. Их хрустящая корочка и сладковатая начинка, особенно на морозе, когда воздух обжигал легкие, становились символом чего-то настоящего, чего-то, что можно почувствовать. Дорога из детского сада, полная сугробов и ледяных горок, превращалась в маленькое приключение. Стояла на морозе, держа в руке теплый бублик, и казалось, что этот момент – единственное, что имеет значение.
Любовь казалась чем-то далеким, нереальным, словно сказка, которую рассказывали другим детям. Не было ни объятий, ни нежных слов, ни ощущения безопасности. Это знание, глубоко укоренившееся в детской душе, не требовало подтверждения. Оно просто было. И потому ожидания были сведены к минимуму.
В пять лет, когда мир казался таким большим и непонятным, улица Карла-Маркса стала не просто географической точкой, а символом. Белый свет облачного неба, неяркий, но мягкий, отражался в лужах после дождя и в глазах. Невысокие зеленые кусты, с жесткими, шершавыми листочками, казались единственными живыми существами, помимо людей. А круг на земле, нарисованный мелом или палкой, становился ареной для игр, где каждый мог почувствовать себя хозяином своего маленького мира. Ножичек в руке, простой, тупой, был инструментом для создания, для вырезания фигурок из дерева или для поддевания льда. Он давал ощущение власти, пусть и иллюзорной.
Именно в такие моменты, среди этой обыденности и кажущейся незначительности, приходило осознание. Осознание того, что этот мир, с его правилами, его ожиданиями, его скрытыми смыслами, был создан для кого-то другого. Для тех, кто родился в другом месте, в другое время, с другими возможностями. И ты, маленькая девочка в сером пальто, с бубликом в руке, была лишь наблюдателем, случайно оказавшимся на этой сцене, но не имеющим роли в этом грандиозном спектакле. Это было горькое, но честное понимание своего места, которое навсегда оставило след в душе.