Душа как материал: размышления о ее природе
как кусок какого-то материала
неразрывного, одного объема
чуть меняющего форму когда в него бьют
возвращающего форму медленно верно
такова душа как как бы уют
что там может ее выпаривать, выжигать
прорывать, совсем на две делить — как на два
чуждых, злых камня-уголька
друг на друга глядящих все исподлобья, издалека:
«неужели ты мне (я тебе) только и подобье?»
хорошо об этом птица кричит
в сутулом полете
хорошо ветка торчит
в сугробе, в болоте
хорошо ночью в человеке стучит
Василий Бородин.
как кусок какого-то материала
неразрывного, одного объема
чуть меняющего форму когда в него бьют
возвращающего форму медленно верно
такова душа как как бы уют
что там может ее выпаривать, выжигать
прорывать, совсем на две делить — как на два
чуждых, злых камня-уголька
друг на друга глядящих все исподлобья, издалека:
«неужели ты мне (я тебе) только и подобье?»
хорошо об этом птица кричит
в сутулом полете
хорошо ветка торчит
в сугробе, в болоте
хорошо ночью в человеке стучит
ритм жизни, пульс бытия, что не знает покоя. Душа, как плотный, но податливый субстрат, впитывает удары судьбы, не ломаясь, но гнувшись, с легким стоном, с тихим вздохом, но все же сохраняя свою целостность, свою глубинную суть. Она не камень, что расколется от первого удара, не стекло, что разобьется вдребезги от малейшей трещины. Она – это глина, что под руками мастера превращается в изящную вазу, в прочный сосуд, принимая новую форму, но сохраняя свою основу. Она – это воск, что плавится от жара, но потом затвердевает вновь, храня отпечаток, воспоминание.
Что может ее выпаривать, выжигать,
сжигая дотла, оставляя лишь пепел забвения?
Может быть, страсть, что всепоглощающая, как огонь, сжигает дотла все, что стоит на пути, оставляя лишь выжженную пустыню, где не растет ничего. Может быть, разочарование, что холодным огнем выжигает надежды, оставляя лишь горький привкус на губах, на сердце, в самой глубине души. Может быть, боль, что пронзает насквозь, оставляя раны, что не заживают, и слезы, что текут, как раскаленные угли.
Прорывать, совсем на две делить — как на два
чуждых, злых камня-уголька
друг на друга глядящих все исподлобья, издалека:
это когда предательство, когда ложь, когда обман раскалывают душу на части, превращая ее в осколки, в острые обломки, которые колют и ранят, и не дают покоя. Это когда любовь, что была опорой, превращается в яд, в отрава, и сердце, что билось в унисон, разбивается на два, на миллион осколков. Это когда вражда, когда ненависть, когда злоба разделяют близких, родных, превращая их в чужих, в врагов, которые смотрят друг на друга с презрением, с отвращением.
«неужели ты мне (я тебе) только и подобье?»
Этот вопрос, как крик души, как вопль отчаяния, как просьба о понимании, о принятии. Он звучит в сердцах тех, кто чувствует себя одиноким, непонятым, отвергнутым. Он звучит в сердцах тех, кто ищет родственную душу, друга, любимого. Он звучит в сердцах тех, кто боится быть лишь отражением, лишь тенью, лишь копией, лишенной собственной жизни.
хорошо об этом птица кричит
в сутулом полете
хорошо ветка торчит
в сугробе, в болоте
хорошо ночью в человеке стучит
тоска, что не дает уснуть,
тоска по чему-то утраченному,
тоска по тому, что могло бы быть,
тоска по тому, что никогда не будет.
Это тоска, что пронзает душу,
как стрела, как меч,
и не дает покоя, не дает забыться.
Василий Бородин.