Грустное кино: стихотворение о докторе, ночи и воспоминаниях
Какое грустное кино,
Как доктор в ночь идет за водкой.
И дождик хлещет, и темно.
Идет развинченной походкой.
А раньше медицинский спирт
В шкафу, как праздничная елка.
Коньяк армянский словно мирт.
И лапки мысленного волка
Бегут в усталой голове
И исчезают в синеве.
Мы все, кому какое дело,
По одному выходим в ночь.
А в небе волк больнично-белый.
Он белоснежный просто оч.
Владимир Богомяков.
Какое грустное кино,
Как доктор в ночь идет за водкой.
И дождик хлещет, и темно.
Идет развинченной походкой.
А раньше медицинский спирт
В шкафу, как праздничная елка.
Коньяк армянский словно мирт.
И лапки мысленного волка
Бегут в усталой голове
И исчезают в синеве.
Мы все, кому какое дело,
По одному выходим в ночь.
А в небе волк больнично-белый.
Он белоснежный просто оч.
Где-то там, за окном, за стеной,
Где фонари роняют свет усталый,
И кажется, что мир совсем иной,
Не тот, что был, когда-то, небывалый.
Теперь лишь хриплый кашель, ночь темна,
И запах спирта, резкий, как пощечина.
Вчерашний блеск, как выцветшая пелена,
А ныне – лишь тоска, беззвучная, порочная.
Он помнит дни, когда в шкафу стоял
Не просто спирт, а символ торжества,
Когда армянский коньяк сиял,
Как драгоценность, символ мастерства.
Теперь же – лишь туман, и дождь, и мгла,
И в голове – звериный, дикий след.
Воспоминаний призрачная мгла
Скрывает свет, где истины рассвет.
Зачем он вышел? Что его вело?
Измученный, уставший от борьбы,
От боли, что внутри его жила,
От жизни, что скрутила, как в тиски.
Он ищет там, в ночной, сырой тиши,
Ответ на то, что гложет изнутри.
Но лишь эхо бродит, шепчут миражи,
И звезды холодно горят, как фонари.
И кажется, что мир его забыл,
Оставил одного, в кромешной мгле.
Но он не одинок, ведь он любил,
И эта память живёт на земле.
А в небе волк, как символ вечных мук,
Больничный, бледный, словно призрак ночи.
Он смотрит вниз, не видя рук,
И кажется, что ждет его, но очень.
И эта ночь, и этот дождь, и мрак,
Лишь отражение его души.
Он сам себе теперь как враг,
В этой пустыне, в этой глуши.
Владимир Богомяков.