Кирилл Корчагин: Зелёный свидетель
за прошедшую ночь пейзаж несколько
изменился — потоки ушли в песок,
потускнели вечерние травы и горизонт,
медленно оседая, распался в едкую
пыль: вместо лета, скатывающегося
к экватору, отяжелевших предгрозий —
прохлада горных ступеней, плевком
излитая из горла влажных туманов,
приносящих с собой запах влажной земли и прелых листьев. Воздух стал плотнее, осязаемее, словно окутывая всё вокруг невидимым покрывалом. Сухие, выжженные солнцем луга, ещё вчера казавшиеся бескрайним золотым морем, теперь приобрели приглушённые, землистые оттенки. Исчезла та летняя яркость, которая слепила глаза и заставляла щуриться, уступив место более мягким, рассеянным тонам. Даже далёкие вершины гор, обычно чётко вырисовывающиеся на фоне голубого неба, теперь казались размытыми, подёрнутыми лёгкой дымкой, словно потерявшие свои резкие контуры.
и они обсуждали друг с другом:
- зацветёт ли снова долина, увидят ли
- танец они новых людей, собранных
- под дождём повторять его имена,
- задрожат ли семь небес, чтобы снова
- приблизиться к глинистой почве;
их слова были тихими, едва слышными, словно шелест опавших листьев, переносимый ветром. Они говорили о цикличности природы, о вечном возвращении жизни после увядания. В их голосах звучала тоска по ушедшему теплу, но и надежда на грядущее обновление. Представляли, как зелень вновь покроет склоны, как зацветут дикие цветы, наполняя воздух ароматом. Вспоминали прошлые времена, когда люди собирались вместе, чтобы отмечать приход дождей, исполняя древние ритуалы, обращаясь к небесам с просьбами и благодарностями. А может быть, они говорили о чём-то более личном, о своих надеждах и страхах, о том, что останется после них, когда их самих не станет.
и куда бы он ни смотрел — в углу
его зрения свет разворачивался
и дрожал, ускользая прямого взгляда.
Этот свет был неуловим, словно тень, скользящая по краю сознания. Он не был ярким, ослепляющим, а скорее мягким, мерцающим, присущим переходным состояниям — сумеркам, рассвету, или же моменту перед сном, когда реальность смешивается с грёзами. Этот свет мог быть отблеском уходящего солнца, отражением луны в луже, или же внутренним свечением, рождённым мыслями и воспоминаниями. Он казался живым, пульсирующим, постоянно меняющим форму и интенсивность, как будто само мироздание пыталось передать ему какое-то важное сообщение, но делало это так тонко, что уловить его было непросто. Это было похоже на предчувствие, на намёк на то, что скрывается за видимой поверхностью вещей, на то, что ещё не обрело чётких очертаний.
Кирилл Корчагин.