Ночь щекочет позвоночник

Ночь щекочет позвоночник,
Влага, зёрнышки костров,
Вытираю день рабочий
С потускневших гриндеров.

Ощущение прикосновения ночи, словно легкое, но настойчивое касание, пробегает по позвоночнику, вызывая трепет и пробуждение. Воздух насыщен влагой, принесенной с полей и лесов, и едва уловимым ароматом тлеющих угольков, свидетелей прошедшего дня. Этот дым, как и усталость, въедается в кожу, в одежду, в самые мысли, и я старательно вытираю его, словно пыль с рабочих инструментов, с этих «гриндеров» – метафорических приспособлений, перемалывающих время и усилия.

Через длинное сегодня
Тёк мотив и вдруг пропал.
Был я ласковый негодник,
Стал весёлый психопат.

День тянулся бесконечно, наполненный рутиной и однообразностью, и в нем, словно мелодия, звучал какой-то мотив, мысль, идея, которая должна была привести к чему-то, но внезапно оборвалась, растворилась в серой массе будней. Этот мотив, возможно, был предвестником трансформации. Еще недавно я был «ласковым негодником» – человеком, который, несмотря на свою некоторую шаловливость или непредсказуемость, сохранял в себе теплоту и нежность. Но что-то изменилось, и теперь я ощущаю себя «весёлым психопатом». Это не обязательно означает клиническое заболевание, скорее, это метафора резкой, парадоксальной смены настроения, граничащей с безумием, но при этом наполненной странным, необъяснимым весельем.

Стать весёлым очень просто,
Взвиться, пискнуть комаром,
И московская короста
Свой покажет оборот.

Это состояние «весёлого психопата» приходит внезапно, без видимых причин, как легкий взмах крыльев, как тонкий писк комара, который, несмотря на свою малость, способен вывести из равновесия. Москва, этот огромный, бурлящий мегаполис, с его суетой, стрессом и постоянным давлением, подобно «коросте», которая покрывает, изменяет, накладывает свой отпечаток. И этот «оборот» – это проявление той самой московской действительности, которая способна превратить даже самого спокойного человека в нечто иное, в нечто, что кажется одновременно радостным и тревожным.

То ли влажною бумагой,
То ли женскою спиной
Заструится в череп благо,
Тепловатое кино.

Это новое состояние приходит, как поток, как жидкость, заполняющая сознание. Оно может быть похоже на «влажную бумагу», которая медленно и неотвратимо пропитывает, размягчает, изменяет структуру. Или же оно приходит, как нежное, но настойчивое прикосновение «женской спины», вызывающее волну тепла и расслабления. Это «благо» – слово, которое здесь звучит иронично, потому что это не совсем благо, это скорее поток ощущений, который «заструится в череп», заполняя его, создавая некое «тепловатое кино» – иллюзорную реальность, где образы и чувства смешиваются, где грань между внешним и внутренним размыта.

Унося с собою в нору
Коллектив, коньяк, стекло,
Пропусти момент, в который
Это всё произошло.

В этом состоянии человек склонен к уединению, к «норе», где можно спрятаться от внешнего мира. Он забирает с собой привычные атрибуты комфорта и забвения: «коллектив» – возможно, воспоминания о людях, которые были рядом, или же просто ощущение общности; «коньяк» – символ расслабления и отвлечения; «стекло» – возможно, бутылку, бокал, или же просто прозрачность, хрупкость момента. Но самое главное – это осознание того, что момент трансформации, момент перехода в это новое состояние, был пропущен. Он произошел незаметно, без свидетелей, оставив лишь послевкусие и ощущение перемен.

Ты уютен, слаб и чуток,
И не спросишь сгоряча,
Как зелёным тёмным чудом
Стал шершавый пыльный чад.

Обращение к некоему «ты», которое, в отличие от лирического героя, остается «уютным, слабым и чутким». Это «ты» не будет требовать объяснений, не будет задавать вопросов «сгоряча». Оно просто наблюдает за метаморфозой, за тем, как «шершавый пыльный чад» – символ повседневной грязи, усталости, серости – превращается в «зелёное тёмное чудо». Это чудо – это, возможно, неожиданное пробуждение чувств, новое восприятие мира, или же просто погружение в эту странную, парадоксальную реальность, где даже грязь может обрести таинственную красоту. Это превращение, как и само состояние, происходит не по законам логики, а по законам некой внутренней, непонятной поэзии.

Вадим Калинин.