ноябрьское узи
ползёт
по дороге
прощупывая
ступнями
поверхность
города
ноябрьская промозглость проникает сквозь тонкую ткань пальто, заставляя тело инстинктивно сжиматься. Каждый шаг по асфальту, испещренному трещинами, ощущается как прикосновение к холодной, огрубевшей коже. Город, окутанный серой дымкой, кажется спящим, но его дыхание ощущается в каждом порыве ветра, в каждом шорохе опавшей листвы. Улицы, обычно полные суеты, сегодня пустынны, словно город сам прислушивается к чему-то неведомому, затаив дыхание.
встречает
одинокую
грустную
педаль
на обочине, среди обрывков газет и пластиковых бутылок, лежит одинокая велосипедная педаль. Она выглядит потерянной, отторгнутой, словно забытая игрушка ребенка. Ее металлическая поверхность потускнела от времени и непогоды, но в ней все еще угадывается бывшая функциональность, стремление к движению, к полету. Теперь же она просто лежит, свидетельница чьей-то несостоявшейся поездки, чьей-то оборвавшейся истории.
бездомная собака
облизывает
домашнего кота
у забора, разделяющего два мира, два совершенно разных существования, бездомная собака, истощенная и потерянная, проявляет неожиданную нежность к домашнему коту. Кот, сытый и самодовольный, позволяет себе это странное проявление заботы, словно принимая его как должное. В этом сюрреалистическом моменте стираются границы между диким и одомашненным, между нуждой и избытком. Это мимолетная встреча двух судеб, двух реальностей, которые пересеклись на мгновение, чтобы напомнить о хрупкости границ и о возможности неожиданной гармонии.
над зданием фсб
большой белый шар
над массивным, неприступным зданием Федеральной службы безопасности, в безмятежном, холодном небе, плывет большой белый шар. Он не имеет четких очертаний, кажется полупрозрачным, невесомым. Его появление здесь, над символом власти и контроля, вызывает недоумение и легкий трепет. Он словно посторонний, пришелец из другого мира, наблюдающий за земными делами с равнодушным спокойствием.
они так же улетят
как и прилетели
а может быть лопнут
шар, такой же непредсказуемый и эфемерный, как и все, что кажется вечным и незыблемым. Его появление не несет в себе объяснения, а его исчезновение, скорее всего, останется таким же загадочным. Он может просто растаять в воздухе, как сон, или внезапно лопнуть, оставив после себя лишь легкое дуновение. Его судьба неизвестна, как и судьба многих явлений, которые мы видим, но не можем постичь.
работники
института виноделия
никогда
не рвали виноград
никогда
не рвали
от сторожа и собак
их пальцы, привыкшие к лабораторным колбам и тонким пипеткам, никогда не знали грубого прикосновения к лозе, не ощущали терпкости незрелых ягод. Они изучают виноград в пробирках, анализируют его химический состав, но никогда не чувствовали его под солнцем, не слышали его шелеста на ветру. Сторож, с его запахом земли и дыма, и собаки, верные стражи виноградников, остаются для них лишь образами из далекого, недоступного мира.
они так и не узна́ют
настоящего
вкуса
вкуса, рожденного из труда, из борьбы с природой, из терпеливого ожидания. Вкуса, который не измерить приборами, не описать формулами. Вкуса, который впитывается с потом, с солнцем, с дождем.
ягод / жизни
жизни, полной простых, но таких важных ощущений. Жизни, где каждый плод — это результат усилий, где каждая радость — это заслуженная награда.
потому что
не ходили в засуху
за грибами
в те редкие, волшебные дни, когда воздух становится сухим и горячим, а земля иссыхает, некоторые отправляются в лес не за ягодами, а за грибами. Это особое испытание, требующее знания леса, умения читать следы, чувствовать малейшие изменения в природе. Это поиск чего-то редкого, скрытого, что может появиться только в определенных, порой экстремальных условиях.
которых нет
просто — нет
в этом конкретном лесу, в это конкретное время, грибов нет. Их не было и быть не могло. Это не ошибка, не случайность, а закономерность, связанная с отсутствием необходимых условий.
и не могло быть
в этом тихом лесу
без дождя
лес, где царит вечное безмолвие, где нет шума листвы, нет пения птиц. Лес, который кажется искусственным, лишенным жизненной силы. Без дождя, без влаги, он становится мертвым, неспособным порождать новую жизнь.
где укрылась
приятная тень
единственное, что остается в этом выжженном, безжизненном пространстве, — это тень. Она приятна, прохладна, но она лишь иллюзия жизни, обманчивое утешение. Она скрывает пустоту, но не может оживить ее.
Ярослав Головань.