Смерть детей

Моисею Блюму

Розовеет закат над заснеженным миром.
Возникает сиреневый голос луны.
Над трамваем, в рогах электрической лиры
Искра прыгает в воздухе тёмном зимы.

Высоко над домами, над башнями окон,
Пролетает во сне серевеющий снег
И пролив в переулок сиреневый локон
Спит зима и во сне уступает весне.

Расцветает молчанья свинцовая роза —
Сон людей и бессмысленный шёпот богов,
Но над каменным сводом ночного мороза
Слышен девичий шёпот легчайших шагов.

По небесному своду на розовых пятках
Деловитые ангелы ходят в тиши,
С ними дети играют в полуночи в прятки
Или вешают звёзды на ёлку души.

На хвосте у медведицы звёздочка скачет.
Дети сели на зайцев, за нею спешат,
А проснувшись наутро безудержно плачут,
На игрушки земные смотреть не хотят.

Рождество расцветает над лоном печали.
Праздник, праздник, ты чей? — Я надзвёздный, чужой.
Хором свечи в столовой в ответ зазвучали,
Удивлённая девочка стала большой.

А когда над окном, над потушенной ёлкой,
Зазвучал фиолетовый голос луны,
Дети сами открыли окошко светёлки,
С подоконника медленно бросились в сны.

В этих снах, где реальность теряет свои очертания,
Где привычные формы и звуки туманны,
Дети обретают иное дыхание,
Уносятся в мир, где нет боли и раны.
Их полёт — это танец, бесстрашный и лёгкий,
Сквозь мерцание звёзд, сквозь космический мрак.
Они больше не дети, не люди, не крохи,
А частицы вселенной, несущие знак
Неизбывной печали, что в сердце таится,
И восторга, что взор их наполнил сполна.
В этом сне, где им больше земного не снится,
Они ищут предел, что для них лишь одна
Лишь возможность вернуться, но только иначе,
Не в мир суеты, где так много тревог,
А туда, где их ждет бесконечное счастье,
Где им больше не нужен земной порог.
Их уход — это некое тихое чудо,
Отражение боли, что скрыта в глазах.
Они оставляют нам свет, что повсюду
Будет помнить о них, растворяясь в веках.
Это сон, что не кончится, сон без пробужденья,
Где смешались мгновенья, рожденье и смерть.
Это вечное детство, где нет сожаленья,
Лишь небесное тело, готовое в путь.
Они улетают, как птицы, на крыльях надежды,
Оставляя лишь память о чистой душе.
Их уход — это вечный, незримый рубеж,
Что ведет их к сиянью, в небесной тиши.
Ведь в их снах, где реальность теряет свои очертания,
Где привычные формы и звуки туманны,
Дети обретают иное дыхание,
Уносятся в мир, где нет боли и раны.
Их полёт — это танец, бесстрашный и лёгкий,
Сквозь мерцание звёзд, сквозь космический мрак.
Они больше не дети, не люди, не крохи,
А частицы вселенной, несущие знак.
Неизбывной печали, что в сердце таится,
И восторга, что взор их наполнил сполна.
В этом сне, где им больше земного не снится,
Они ищут предел, что для них лишь одна
Лишь возможность вернуться, но только иначе,
Не в мир суеты, где так много тревог,
А туда, где их ждет бесконечное счастье,
Где им больше не нужен земной порог.
Их уход — это некое тихое чудо,
Отражение боли, что скрыта в глазах.
Они оставляют нам свет, что повсюду
Будет помнить о них, растворяясь в веках.
Это сон, что не кончится, сон без пробужденья,
Где смешались мгновенья, рожденье и смерть.
Это вечное детство, где нет сожаленья,
Лишь небесное тело, готовое в путь.
Они улетают, как птицы, на крыльях надежды,
Оставляя лишь память о чистой душе.
Их уход — это вечный, незримый рубеж,
Что ведет их к сиянью, в небесной тиши.

Борис Поплавский.