По-птичьи в клюве приносить
любимые объекты масскультуры,
как будто бы заветные зернышки,
и петь что рухнет дайте только срок,
будь то стена, построенная с трудом,
будь то война, разверзшаяся внезапно,
и кое-что еще, что не подвластно слову,
невысказанное, но всегда витающее в воздухе.
и кое-что о птице: голосит
твоей этимологии неясыть,
чья мудрость древняя, как шум лесов,
чье карканье – как весть из прошлых лет.
Летит себе сквозь лезвия домов,
сквозь острые углы бетонных джунглей,
где каждый блик стекла – как острый коготь,
где каждая тень – как хищная засада.
Ее полет – метафора свободы,
несгибаемой, несмотря на плен.
я здесь из города, подписанного неба,
где горизонт – не линия, а свод,
где звезды – не далекие огни,
а письмена, что пишут день за днем.
Мой город – это пульс, биение жизни,
где каждый звук – как нота в симфонии,
где каждый взгляд – как отражение души,
где воздух пропитан ожиданием чуда.
Здесь время течет иначе, не спеша,
и каждый миг наполнен смыслом вечным.
идет пешком письмо до города-реки,
нести послание сквозь дали и туманы,
сквозь шепот трав и грохот водопадов,
сквозь города, где жизнь бурлит ключом,
и те, где тишина царит веками.
Письмо – как птица, что несет надежду,
как вестник мира, что летит вперед,
к тому, кто ждет, к тому, кто верит в слово,
к тому, кто слышит зов души родной.
Оно несет в себе любовь и грусть,
мечты и боль, и тихий зов о счастье.
Марк Григорьев.