Поэзия Василия Бородина: время, город, одиночество
горестно чуть разматывается
время сухой травы
сено летит с газонов —
даже без ветра
пропадая в лучах
город ожил зачах
вынул из любой юности
фотографию: трое
так расстаётся точка
на снежном поле с оленем
а оленю темно меж звёзд —
такой его рост
«православие — это…»
вечер и котлован
на газете — земля, глина, корешок
и из пустой кабины
крана подъёмного смотрит вечерний угол
Василий Бородин.
горестно чуть разматывается
время сухой травы
сено летит с газонов —
даже без ветра
пропадая в лучах
город ожил зачах
вынул из любой юности
фотографию: трое
так расстаётся точка
на снежном поле с оленем
а оленю темно меж звёзд —
такой его рост
«православие — это…»
вечер и котлован
на газете — земля, глина, корешок
и из пустой кабины
крана подъёмного смотрит вечерний угол
Время, подобно сухой траве, подсыхает, скручиваясь в невидимые спирали прошлого. Сено, срезанное машинами, взлетает с газонов, словно забытые мечты, развеиваясь в воздухе даже в безветренные дни. Это ощущение утраты, тихого увядания, пронизывает всё вокруг. Город, окутанный предзакатными лучами, одновременно оживает и будто бы зачах, теряя свою прежнюю яркость, словно старая фотография, выцветшая от времени. В этом немом фильме бытия я извлекаю из глубин любой юности единственное фото: трое, застывших в моменте, чьи лица теперь скрыты пеленой лет.
Это расставание похоже на то, как точка, маленькая и одинокая, исчезает на бескрайнем снежном поле, оставляя лишь след, который быстро заметает. А олень, символ чего-то дикого и свободного, погружается в темноту меж звёзд, где его рост, его сущность, теряют всякий смысл в безграничной вселенной. Он идёт в никуда, ведомый лишь инстинктом, в мире, где нет ориентиров, где каждая звезда — лишь холодный, далёкий свет.
И тогда, в этой полутьме, возникает вопрос, словно невысказанная молитва: «православие — это…» Ответ не приходит. Есть только вечер, тяжёлый и густой, и зияющий котлован, как рана на теле города. На газете, скомканной и забытой, лежит земля, глина, корешок — всё, что осталось от прошлого, от того, что когда-то росло и жило. И из пустой кабины гигантского крана, стрелой устремлённого в небо, смотрит вечерний угол — безмолвный свидетель, олицетворяющий одиночество и масштаб человеческих устремлений, разбивающихся о реальность.
Василий Бородин.