Как бы навсегда: посёлок дачный
Как бы навсегда: посёлок дачный,
в рухляди столетней горб китовый,
на веранде разговор табачный
в облаке качается и тонет.
Говорю, а сам молчу и вижу:
говорю, и голос мой идёт по лицам.
На тяжёлую чугунную задвижку
всё земное заперто и снится.
А снаружи ливень — майский и молочный,
запах одуванчиков и липы.
Тысячи мгновенных молоточков,
как живые, шорохи и скрипы
от весеннего сгустившегося сада:
говорит, и шёпот вдруг идёт по листьям
мерной глубиной воздухопада —
если бы ему насквозь пролиться…
Только до утра забытый чайник
этому последняя преграда —
жестяной внимательный молчальник
в центре освещённого квадрата.
Антон Азаренков.
Как бы навсегда: посёлок дачный,
в рухляди столетней горб китовый,
на веранде разговор табачный
в облаке качается и тонет.
Деревянные дома, давно забывшие, что такое свежая краска, покосились под тяжестью времени. Где-то скрипнет незапертая калитка, напоминая о чьём-то неспешном уходе, а где-то из окна, затянутого паутиной, доносится едва различимая мелодия старого радио. Воздух здесь пропитан запахами прелых листьев, сырой земли и едва уловимой горечью давно ушедших историй.
Говорю, а сам молчу и вижу:
говорю, и голос мой идёт по лицам.
На тяжёлую чугунную задвижку
всё земное заперто и снится.
Мои слова, словно дым от папиросы, растворяются в полумраке веранды, оставляя после себя лишь смутное ощущение сказанного. Я вижу, как они касаются лиц моих собеседников, проникая в самые потаённые уголки их сознания, но не встречают отклика, будто проходят сквозь них, не задерживаясь. Все наши мысли, все переживания, все невысказанные желания – всё это подвластно этой монументальной, кажущейся вечной задвижке, которая отделяет нас от внешнего мира, погружая в царство сновидений и воспоминаний.
А снаружи ливень — майский и молочный,
запах одуванчиков и липы.
Тысячи мгновенных молоточков,
как живые, шорохи и скрипы
от весеннего сгустившегося сада:
говорит, и шёпот вдруг идёт по листьям
мерной глубиной воздухопада —
если бы ему насквозь пролиться…
Дождь, такой нежный и ласковый, как материнское молоко, стучит по крыше, смывая пыль и усталость. Воздух наполняется благоуханием распустившихся одуванчиков и цветущей липы, создавая атмосферу безмятежности и покоя. Каждая капля, падая на землю, кажется маленьким молоточком, отбивающим ритм жизни, который слышен в каждом шорохе, в каждом скрипе старых деревьев. Весенний сад, сгустившийся в своей зелени, будто оживает, и его тихий шёпот перетекает с листа на лист, создавая мелодию, которую можно услышать лишь в полной тишине. Эта глубина, эта мерность падения воды, словно приглашает окунуться в неё, забыв обо всём.
Только до утра забытый чайник
этому последняя преграда —
жестяной внимательный молчальник
в центре освещённого квадрата.
И только этот старый, забытый на столе чайник, блестящий в лучах пробившегося сквозь тучи света, остаётся последним свидетелем реальности, последней преградой между этим миром грёз и пробуждением. Его жестяная поверхность, отражающая всё вокруг, кажется живой, молчаливой, внимательной, наблюдающей за нами из центра этого освещённого квадрата, словно хранящий какую-то тайну, которую мы ещё не готовы постичь.
Антон Азаренков.