Поздняя осень на даче: свет, дождь и увядание
Мы придем на дачу поздней осенью, свет зажжем,
Под дождем этот свет – ты знаешь? – такое чудо.
Листья свернутые, сто на толстых ножках светятся под дождем,
И к воде как будто тянутся жадные рты цикуты.
Это не та цикута, что несет яд и погибель, а та, что символизирует жизнь, пусть и в причудливых формах, предвещающую зиму. Скрюченные, словно артритные пальцы, листья, держащиеся на крепких, будто ноги грибов, стеблях, освещенные тусклым светом, создают картину потусторонней красоты. Вода, отражая этот свет, кажется живым существом, стремящимся поглотить все вокруг, словно жаждущие глотки, но это лишь игра теней и влаги.
Но какая же цикута? Здесь земля и заморозки едва
Не свели прошедшей ночью судорогой растенья.
Ничего не бойся – ты уверен в этом – и медью горит трава,
И желтеет лампа над столом, и осень, и воскресенье.
Суровая реальность природы ощутима: мороз сковал землю, заставив растения застыть в болезненном оцепенении. Но в этой суровости есть своя прелесть. Медные оттенки увядающей травы, освещенные теплым, домашним светом лампы, создают ощущение уюта и покоя. Это не тревога, а скорее меланхоличное принятие уходящего тепла, предвестие долгого сна. Воскресенье, как день покоя и размышлений, идеально вписывается в эту атмосферу, усиливая ощущение замедленного времени.
Поздней осенью все нестрашно. В глине и небесах,
В небесах, взъерошенных чьей-то сухой ладонью,
Только звон протяжный, стон покажется, но не страх.
Чем однажды большего – вторишь ты – я не помню.
Осеннее небо, словно измятое, небрежно взъерошенное, отражает состояние души. Нет резких звуков, только протяжный звон, напоминающий далекий колокол или тихий стон ветра, проникающий сквозь щели. Это не страх перед неизвестностью, а скорее смирение перед неизбежным. Вопрос о том, чего большего мы когда-то желали или ждали, растворяется в этой осенней тишине, оставляя лишь ощущение растворения в чем-то большем, чем мы сами.
И потрескивают стены деревянные, и жимолость моросит.
Мы вернемся, мы вернемся – думаешь – но, боже мой, не вернемся,
Безусловным чем-то нас когда-нибудь поразит,
Поразит и мы из сомкнутых рук, наконец, прольемся.
Старый деревянный дом, его стены, словно живые, издают тихие звуки, подтверждая свою ветхость и уязвимость. Аромат моросящей жимолости, смешиваясь с запахом сырой земли, окутывает пространство, создавая атмосферу ностальгии. Мысль о возвращении, такая утешительная, оборачивается горькой правдой: прошлое не вернуть. Нас ждет нечто иное, нечто, что поразит нас своей необратимостью. И тогда, освобожденные от земных уз, мы сольемся с чем-то большим, подобно воде, проливающейся из сомкнутых ладоней, обретая новую форму существования.
Анна Цветкова.