Прочёсанный полдень: Поэтическая трансформация реальности

Прочёсанный полдень держим в упадке
ехали куда-то, сорвали первый крючок вибрации
и вся её конструкция вышла на план нашего мира
из остекленевшей изнанки, словно карта неведомых территорий, начертанная невидимыми чернилами на стекле, что отражает лишь искаженные, призрачные образы. Эта изнанка, одновременно хрупкая и непроницаемая, стала холстом для разворачивающейся реальности, где привычные законы физики и логики уступали место иным, более тонким материям.

Она была кончиками животных хвостов, нервными, трепещущими, улавливающими малейшие колебания невидимых токов, связующими звеньями между миром ощутимого и тем, что лежит за гранью восприятия. Была клеем в остром состоянии, застывшим, но готовым вновь обрести текучесть, склеивающим осколки реальности, соединяющим несвязуемое. Застывшим в разные стороны, словно брызги, пойманные в момент полета, каждая из которых хранит свою уникальную траекторию, свою историю падения и остановки.

Она не двигалась, застыла в монументальной неподвижности, подобно скульптуре, высеченной из самого времени. И это предполагало:

• окончание роста,
• замедление волоса,
• прекращение всякого естественного развития,
• переход в статическое состояние, где каждая линия, каждая форма обрела окончательность.

Полдень растрепался, словно ткань, побывавшая в ветре, потерявшая свою первоначальную гладкость, но наращивал порядок, собирал себя воедино, обретая новую, более сложную структуру. В блеске пластмассовых сидений, отражающих этот преображенный свет, мелькали отблески этой новой реальности, создавая причудливые узоры на поверхности.

Мы находились на них, в самом эпицентре этой трансформации, и чинили происходящее тем,
что зажмурились до красных кругов под веками, погружаясь в темноту, где внутреннее видение становилось острее внешнего. Закрывая глаза, мы пытались унять внешнюю дрожь, перенести ее внутрь, где она могла быть осмыслена и принята. Эти звенья соединялись, невидимые нити, протянутые между нашим сознанием и самой тканью бытия, формируя новую связь. Мало-помалу, шаг за шагом, они сплетались в единое целое, создавая новую сеть восприятия. Строили дрожь, не ту, что пронизывает тело от страха или холода, а ту, что является пульсом жизни, вибрацией существования, тончайшей энергией, пронизывающей все.

Оставалось только:

• вместить её в тонкие первые чаши
• волосков на основанной коже,

принять эту дрожь, эту новую реальность, в самую ее сущность, в ее самые уязвимые и восприимчивые точки. На коже, где зарождаются первые волоски, где чувствительность обострена до предела, где каждый импульс чувствуется особенно остро. Это было принятие, интеграция, окончательное слияние с происходящим, где внешнее и внутреннее переставали быть отдельными сущностями.

Анна Гринка.